Альманах Международной Академии наук и искусств «Словесность». Том 2
Шрифт:
– Большая, барин, старинная дорога. В народе говорят, мол, кто по ней пойдет, свою судьбинушку найдет.
– Ну а ты-то сама нашла свою?
– Дык я и не хаживала по ней. Я все тропинкой да стежкой хожу, широкой-то мне дороги пока Бог не сподобил, – весело ответила девушка и поклонилась Ивану в знак завершения беседы.
– А как звать-то тебя? – будто вспомнив что-то важное, спросил Иван.
– Луша я, Лукерья по святцам.
– А меня Иваном кличут. Ну что же, Луша, будь здорова!
– Храни Христос! – поклонившись, ответила девушка, взяла корзину
«Красивая какая была ее песня! – думал Иван, возвращаясь к отцу и коням. – Да и сама-то Луша хороша! – Почувствовал Иван, как взыграло его ретивое сердце и ударила кровь в голову. – Ух ты, мать честная, вот надо же такому случиться: сердце из груди того и гляди выскочит. В горле все пересохло! Вот же сила какая у этих девок, кого хошь разволнуют, мертвого на дыбы поднимут!»
Солнце колесом выкатилось из-за горизонта и устремилось ввысь, игриво лаская и согревая своим светом все вокруг. Паво, очнувшись, осмотрелся. Напротив, на вековой сосне, сидели две большие совы и глядели на него.
– Вот же угораздило меня! – недовольно прошептал он, вставая с земли.
– Что смотрите, глазастые? Ухожу уже, ухожу! – пробормотал Паво и, отряхнув с рубахи и штанов налипшие сухие сосновые иголки, отправился восвояси.
«Дорога домой всегда короче», – подумал он, поднимаясь на холм, на котором тесно соседствовало несколько добротных строений. Просыпался хутор. Петухи пели свою известную всем песню, славя начавшийся новый день.
Подойдя к своей риге, Паво не вспомнил про обещание, данное колдуну. Не успел он открыть дверь, как из нее вывалилась Кадой со своим маленьким козленком, которого она воспитывала и кормила из рожка.
– Ой, а мы за молоком к тетке Маро! – выпалила она и побежала к соседскому дому.
Паво словно жаром обдало: он вспомнил слова арбуя про первое, что увидет в своем хозяйстве…
«Кто же выскочил первым? Ну конечно, козленок!» – решил Паво и немного успокоился.
День обещал быть суматошным. Рейма накануне была чернее тучи и лишь под вечер немного повеселела. Сегодня же, глядя, как на полянке весело играет Кадой со своим любимцем, она чувствовала себя как-то по-другому.
– Рейма! – позвал девушку отец. – Разговор есть.
Она подошла к отцу и встала возле стола.
– Мудрец сказал, что пора готовиться к твоей свадьбе. Старые боги не препятствуют. Готовь с Марией венчальный сарафан и скажи мне, если не хватит чего.
– Хорошо, отец, – ответила девушка, слегка присев и вежливо склонив голову. – Я начну подготовку завтра. Сегодня мы несем первое молоко нашей коровы к священной черемухе.
– Как теленок, встал ли на ноги?
– Да, отец, встал. Мария показала мне, как почистить его копытца. Теперь он ходит.
– Хорошо, дочка, во все вникай, женский век труден и короток, многое надо знать и уметь. Ты – хорошая дочь! Счастья прошу у богов для тебя, Рейма.
– Я понимаю, отец.
– Ну, ступай, пусть священное дерево примет твои дары и благословит тебя на счастливую и долгую жизнь!
– Благодарю, отец! –
На душе у Паво было неспокойно. То ли от бессонной ночи, то ли от волнений за судьбу старшей дочери. Хотелось закрыть глаза, и пусть бы все вернулось в то время, когда была жива его любимая жена. Задремал Паво, сидя за столом, склонив голову на сомкнутые в замок сильные руки. Видит: стоит в дальнем углу риги его жена, вся в белом, и ветер игриво развевает ее длинные волосы.
– Паво, Паво, зачем ты лишаешь дочь нашу пайкаса? В моем сундуке лежит белое полотно для него.
Очнулся Паво от дремоты, нет рядом никого. На том месте, где стояла его покойная жена, – сухие снопы ржи.
«Привиделось или приснилось, не надо спать, надо делами заняться», – решил мужчина и вышел на улицу.
– Здрав будь, сосед! – произнесла жена старосты Мария. – Как девочки? Всё ли в порядке?
– Здравствуй, Маро, – поприветствовал Паво женщину, назвав ее по-вожски. – Всё слава богам! Вот только вопрос у меня есть один к тебе.
– Говори, я слушаю тебя, – остановившись возле риги, сказала Мария.
– А что, если на вожанке бы женился русский, чем тогда голову невесте покрывать вместо пайкаса?
– У русских покрывают невесту белой материей, фатой это называется. А зачем тебе? Что ты задумал, Паво?
– Ты надежная, Маро, умеешь хранить секреты. Не просто задумал, сговор у нас уже был. Афанасия, друга моего – новгородского купца, сын Иван будет мужем моей дочери Реймы.
– Вот оно как! – спокойно сказала Мария. – Знаешь ли, у меня есть такая белая ткань, как раз будет подарком от меня для твоей дочери. Принесу вечером. Сейчас пойду, дел много. Сегодня мы с ней идем к святому дереву, дары несем за первое молоко от вашей молодой коровы. Нескоро вернемся.
– Отец, отец! – кричала Кадой, с трудом забегая на холм. – Отец, помоги! Волк! – упав на землю и схватив отца за колени, трясясь всем телом, хрипела девочка.
– Тихо, тихо! Я с тобой! Где ты видала волков?
– Что случилось, Кадой? – выбежав из дома и стараясь успокоить младшую сестру, спросила Рейма.
Кадой, стараясь перевести дух и успокоиться, кивала головой и показывала в сторону леса:
– Одного волка! Огромного и страшного! Мы играли… Мы с моим козликом играли… там… вдруг я почувствовала, что на меня кто-то смотрит из леса! Я повернулась, а там огромный волк! Он… он стоял и смотрел! У него глаза как огнем горели! Они требовали к нему идти! Я напугалась! Побежала, а он стоял!
– А где козленок-то твой? Волк его схватил? – спросила Рейма, поправляя шапочку и растрепавшиеся волосы сестры.
– Ой! Наверное, его волк поймал! – снова расплакалась девочка. – Мой бедненький маленький козлик!
Вдруг совсем рядом раздалось: «Ме-е-ек!» По холму взбирался козленок, живой и невредимый.
– Да вот же он, твой козлик, дорогая! – радостно воскликнула соседка Мария.
– Ты живой! Мой малыш! – окончательно оправившись от испуга, запричитала Кадой, сорвавшись со всех ног навстречу своему любимцу.