Альманах «Мир приключений» 1955 год
Шрифт:
Не зная того, Оттар выбрал для себя дом поморянского старшины Одинца. Ярл взглянул на приведенных раненых пленных. У одного перерублено плечо и рука безжизненно висела ниже другой. Было трудно понять, были ли у другого глаза на раздробленном лице. Третий… У всех были целы ноги, в большем ярл не нуждался.
Он говорил ласково, вкрадчиво даже, с убедительно многословным красноречием племени фиордов, с изящными жестами и клятвами. Они были неправы, люди земли, которая лежала в устье Двин-о. Своей опрометчивостью они, и никто другой, причинили себе столько неприятностей и неудобств. Он, ярл Оттар, послал к ним гонцов
Ярл приказал дать пленникам меда, пива и мяса; пусть они подкрепят свои силы, он не сделает им ничего дурного. Пусть же они пойдут к своим и понесут им слова господина: если биармины и все остальные не признают власти господина, он не даст им выхода ни к реке, ни к морю. Он будет охотиться за ними, как за зайцами, и истреблять их, как мышей. Пусть никто не думает, что он, господин, пришел сюда на время. Нет, ему нравится эта земля, и он останется здесь навечно.
Клеймо Нидароса было раскалено, но ярл великодушно отстранил Свавильда:
— Пусть эти идут так. Они достаточно наказаны своими ранами.
Совет Нидароса составляли кормчие драккаров, из которых сейчас с Оттаром были Эстольд, Эйнар, Гатто и Рустер. К ним примыкали викинги Лодин, Бранд, Бьёрн, Канут, Олаф, Скурфва и несколько других, испытанных в уменье управлять действиями отдельных отрядов.
— Хорошая земля! — сказал кормчий «Черной акулы» Гатто. — И способна платить хорошую дань.
— Они не беднее других низких земель, — согласился Рустер. — Они припрятали золото и серебро, но их меха стоят металла.
Вошел викинг с громадными моржовыми клыками — по три штуки на два пуда. В городке только что обнаружили целый склад драгоценной белой кости.
— Кто биармины? Кто здешние люди? — спросил Оттар, отвлекая внимание от добычи.
Эстольд ответил первым:
— Здесь я вижу два племени, в устье этой реки, мой ярл. Одно похоже на тех, которых мы нашли в первом поселении, — они биармины. А в городе среди них мы встретили других — я считаю их хольмгардцами. Я узнал их в бою на берегу, я взглянул на убитых в бою. Ярл, я не ошибаюсь: я бывал в Хольмгарде. Мы находимся на окраине Гардарики.
Оттар кивнул кормчему «Дракона»:
— Ты прав, Эстольд. Теперь я знаю, откуда у хольмгардских купцов появились моржовые клыки. Я вижу здесь меха, знакомые мне по Скирингссалу. И кашалотовый воск был отсюда же.
— Я думал о том же, — признался Лодин.
— А как далеко отсюда Хольмгард? — спросил Канут.
Кормчие должны были ответить. Им знакомы все пути от Нидароса, измеренные в днях постоянной гребли, с поправками на ветер и на течение.
О дороге через Гандвик никто не знал до настоящего времени. Помогая один другому, кормчие чертили на досках углем дорогу, пройденную драккарами Оттара. Кормчие обогнули северный конец земли фиордов и шли по Гандвику, опускаясь ниже Нидароса, если бы их можно было соединить чертой через землю фиордов. Путь свернул на восток и окончился в устье Двин-о.
Чтобы найти Хольмгард,
Концы наброшенной цепи расходились далеко, приходилось прикладывать новые и новые доски к началу чертежа. Хольмгард пришелся к западу и к югу от устья Двин-о. Никто никогда не слышал, чтобы к востоку и к северу от Хольмгарда лежало удобное для быстрого сообщения море. Отсюда до Хольмгарда месяцы трудного пути через леса.
Встреченные хольмгардцы — не более как малочисленный дальний выселок.
Пользуясь опытом походов в низкие земли Запада, викинги обсуждали дальнейшее. Им приходилось и на Западе встречать ожесточенное сопротивление. После поражения наступал упадок; разбитые в сражении обвиняли и проклинали вождей, разделялись, мечтали о переговорах с победителями и наконец любой ценой соглашались спасти своё существование. Людям низких рас безразлично, кому платить дань.
— Не пойти ли на «Акулах» узнать, что есть выше на Двин-о? — спросил Канут.
Все взглянули на своего ярла.
— Нет, подождем покорности устья. Жареного тетерева глотают по кускам.
Глава семнадцатая
По левому берегу Двины, на половину дня пути водой от моря, залегло священное угодье биарминов. Тайное от всех людей стойбище кудесников, по народному прозвищу — хранителей дома Йомалы, сокрыто в непроходимых лесных дебрях.
С берега к нему, тайному месту, есть одна дорожка, а остальные заказаны. От нависшей над речной кручей опушки во мхах протоптана, как выжжена, стежка в один след. Ступая по ней, гляди под ноги, чтобы не запнуться о корни вековечного соснового бора.
Из бора придешь в еловый лес. Седые великие ели подперли небо и затмили день. Стежка глубоко врезалась в хвою, которую насыпали ели. Снизу, от земли, ничто не пробивается — ни деревце, ни куст, ни гриб. Ели взяли всю земную силу, не растят себе на смену ни одной молодой елочки. У елей нет рода-племени, чтобы их помянуть, когда повалит смерть.
Да и нужны ли им дети? Сколько помнит народ биарминов, они всегда были. Не стоят ли вечные ели сами собой, без рождения и без умирания?..
Тропка тебя поводит под старыми елями, покружит — и ты потеряешься. Ты забудешь, на какой руке приходится река Двина, где осталось море, и тебе будет мниться, будто бы ты петляешь давным-давно и будто отсюда никуда и нет выхода. Не бойся, ступай по следу.
Тропочка тебя приведет к высокому мшистому камню; на нем сидит голый медвежий череп: серо-желтая кость, в пустых глазницах пучится бурый лишайник, с челюсти бородой обвис мох. У камня собери твои мысли: задумал ли ты просить хранителей Йомалы о деле и не лезешь ли к ним с глупым, пустым словом?
Надумав, иди дальше, но с тропы не сбивайся ни на шаг, кругом тебя запрет! В этом лесу, заповедном для всякой охоты, звери не боятся людей. Белка подпустит, куница не прыгнет с низкой ветки, олень и лось от тебя не побегут и медведь тебя не тронет. Смело иди до Хиговой поляны, где древний зверь выставил громадную голову с двумя гнутыми вверх тяжелокаменными зубами. Черные кости Хига связаны ремнями, а не жилами с мясом.