Алмаз, погубивший Наполеона
Шрифт:
Императрица вернула себе «Регент» и надела его на бал в честь королевы Виктории в Версале. Наполеон Третий украсил Зеркальный зал точно так же, как это сделал Луи-Филипп Пятнадцатый для одного из своих балов, на который он надел тот же бриллиант. Женщины — голые плечи, с волосами, причесанными 'a la bacchante, [142] с длинными локонами, ниспадающими на спину, перевитыми виноградными листьями и гроздьями, — вальсировали вокруг степенной маленькой королевы.
142
Как у вакханки (фр.).
— Как
— Драгоценности королевы тоже недурны, — заметил барон.
Он держал в руке «Наяду», газету, напечатанную на непромокаемом материале, чтобы праздные молодые люди могли читать ее, лежа в ванне; газету эту он только что взял у Альфонса, своего сына.
Вскоре после закрытия выставки 1856 года Евгения поместила «Регент» в центр новой диадемы, названной «Греческой», потому что бриллианты в ней были вставлены в греческий фриз. Античный мир увлек и эту бутафорскую империю.
Императрица произвела на свет имперского принца Луи-Эжена-Наполеона, и он был крещен в июне того же года. Сотни тысяч зрителей свешивались из окон или стояли на перилах моста и на крышах, чтобы увидеть процессию, направлявшуюся в Нотр-Дам. Собор с его знаменами и красными бархатными драпировками походил на огромную яркую пасть, готовую проглотить женщин в усыпанных драгоценностями платьях, генералов и маршалов в тяжелых формах, папского легата и младенца принца в длинном кружевном платьице.
Площадь была усыпана столь толстым слоем свежего песка, что восемь одномастных гнедых не могли протащить тяжелую дворцовую карету. Лакеи, бежавшие позади кареты, принялись толкать ее вперед, проворачивая колеса. Я услышал вокруг смех и гиканье, которые всегда наготове в глотках парижан, но они быстро смолкли при виде красоты Евгении. Пока лакеи толкали карету, через окошко было видно, что императрица слегка рассержена, ее тонкие ноздри трепетали. Потом она вышла из кареты предыдущего короля в летний вечер, одетая в белое платье и серебряные сполохи света, порожденные «Греческой диадемой» с «Регентом».
Мы услышали «Виват!», сочиненный для сына Наполеона, Римского короля, который умер от туберкулеза в возрасте двадцати одного года, и я вспомнил о том, чем кончились другие события, отмеченные гибельным блеском «Регента».
«Греческая диадема» была тоже разобрана и переделана, поскольку мы жили в век страсти к совершенствованию и безумия бесконечной праздничности. Кружились целые бальные залы — вальсируя, вертясь, один кринолин задевал за другой, и императрица была среди них, бриллиантовая бахрома подпрыгивала в ее темно-золотых волосах. Она была усыпана бриллиантовыми звездами и смородиновыми листьями, истекающими бриллиантовыми сосульками, снежинками и кисточками. Луи-Наполеон, чья любовь всегда сопровождалась мучительным чувством вины, подарил ей черный жемчуг и огромный желтый бриллиант.
В кружке баронессы все, что делала Евгения, воспринималось как обязательный пример для подражания; куда бы она ни отправилась, например в Биарриц, это место становилось единственным, куда стоило ехать. Некоторые жили только для того, чтобы подражать ей, потому что обо всем этом писали. На вилле «Евгения» женщины гонялись за мужчинами, прыгая через стулья и по диванам, пинали мячи при зажженных свечах и кричали во время боя быков. Они смотрели, как столы поднимаются в воздух, когда спирит Дэниел Данглас Хоум выплывал из одного окна и вплывал в другое. Евгении было тогда тридцать лет, и она подражала Марии-Антуанетте, которая давно пленила ее, и так же, как у той королевы, «Регент» стал частью ее эксцентричной молодости.
Она
143
Светских женщин (фр.).
Баронесса говорила, что любой может узнать о политических планах Второй империи по цветам платьев, которые надевает императрица и которые также все копировали; cheveux de la reine, [144] мексиканский синий, коричневый «Бисмарк», потом eau de Nil. [145] Гостям Евгении в Компьене потребовались профессиональные упаковщики, чтобы приготовить четырнадцать сундуков для воскресного времяпрепровождения. Луи Пастер, устроивший там научную демонстрацию, сказал, что его убивают их удовольствия.
144
Волосы королевы (фр.)
145
Нильская вода (фр.).
Но все же не всех это увлекало. Несмотря на то что когда-то я думал о зажигательных бомбах, теперь, когда эти опереточные танцы все длились и длились, я просто чувствовал себя одиноким. Что-то ненатуральное прокралось в это великолепие, в эти способы отвлечься от несчастий и возмущения, которые копились за углом — в баронской бесплатной кухне на улице Риволи.
Вскоре Бетти отвезла меня в свой новый дворец в двадцати милях к востоку от Парижа, где великолепие казалось еще более навязчивым и шокирующим. Побывав в Ферьере, старом поместье наполеоновского начальника полиции, баронесса вдохновилась дожами Венеции. Лакеи бегали вокруг мраморных бюстов и статуй, стоявших шеренгами, мимо бронз и ковров, среди серебряной тусклости колдовского света. Новые сокровища теснили старые в комнатах, набитых вещами, — занавеси поверх занавесей, узорные ткани поверх гобеленов; каждый бокал и коробочка украшены инкрустацией или мозаикой из чего-то более драгоценного, чем они сами. Щедрое изобилие картин Ван Дейка подавляло изобилие работ Рубенса и делало невозможным видеть вообще что-либо. Подземная железная дорога доставляла пищу горячей в столовую со стенами из узорной кожи. Дрожащие руки барона двигались над тарелками, которыми пользовался Людовик Пятнадцатый.
— Евгения снова переделывает «Греческую диадему», и на сей раз она будет увенчана вашим бриллиантом, — сказала баронесса. — Евгения возится со своими драгоценностями, потому что у ее мужа роман с Маргаритой Белланже, совершенно незначительной особой, перед которой он не смог устоять. Вы, конечно, читали намеки в газетах, если не сидели, уткнувшись носом только в ваш «L’Univers Isra'elit'e» [146] и ваши радикальные журналы.
146
«Израильский мир» (фр.).