Алмаз в Центрифуге
Шрифт:
Мы прошли через земляной участок. На нем росли неизвестные мне цветы и растения. Красивые. Зашли в жилое помещение, спустились в подвал. Там тихонько пыхтел какой-то механизм. Мигали лампочки. Если сначала мне казалось, что я попал в аграрную эпоху прошлого века, то теперь немного успокоился – эта барышня по крайней мере говорит на моём языке и умеет обращаться с техникой.
– Уважаемая, – обратился я к незнакомке в надежде, что она представится. Этого не произошло, так что пришлось продолжить: – Могу я единоразово воспользоваться вашей пси-сферой?
– Чудак, – пренебрежительно оглядев меня с ног
Устройство мне совершенно незнакомо. Напоминает скорее что-то мультипликационное, снятое в двадцатом веке. Лишь сейчас я стал чувствовать боль. От удара о землю, от пинка той странной мадам из самолёта. Шея ныла, ногу немного свело судорогой, но отпускало. Я даже не помню, когда в последний раз до этого испытывал боль. Наносить и получать удары – это всегда ассоциировалось у меня с дореволюционными временами.
– Послушай, я понимаю, что мы не знакомы. Я незваный и, наверное, нежеланный гость. Но мне очень нужно связаться с коллегами по работе, перенести совещание.
– Надолго же тебе теперь придётся его перенести, – усмехнулась женщина. На стене возник виртуальный образ какого-то человека в форме. Это напомнило мне "проекторы", о которых нам рассказывали на уроках истории, ещё когда существовали контактные школы. Незнакомка в красной юбке сообщила, что на её землю приземлился их "клиент", и что она немедленно доставит его – то есть меня – по адресу. Её поблагодарили и отключились.
Женщина снова приказала мне закинуть руки за голову и идти вперед. Мы вновь оказались на поверхности – земле. Подошли к самому краю. "А говорили, край света – это утопия", – с тоской подумалось мне. Трудно представить, но я видел то место, где кончается земля и начинается небо. Как будто нерадивый иллюстратор начал рисовать огород возле дома, а потом устал и ушёл пить чай, оставив картину оборванной на середине. В детстве я видел такой мувик: сказочный персонаж идет по дорожке, а та под ногами заканчивается – дальше не нарисовали. Герой чешет затылок, звучит закадровый смех.
Невольно я протянул руку… и наткнулся на преграду. Невидимое что-то не давало моей руке потрогать небо за "краем света". И это даже немного меня обрадовало, потому что на вид условное «небо» совсем не было похоже на голубую даль с облаками или на черную бездну со звездами. Передо мной на уровне глаз стояла достаточно густая пена, напоминающая по виду взбитые сливки. Теплый молочный оттенок, едва различимые завитки безе. Вспомнился сладкий вкус десертов.
– Так не терпится снова полетать? – хохотнула незнакомка и нажала какую-то кнопку на пульте. Не знаю, когда он появился у неё в руке, и откуда она его достала.
Раздался тихий хлопок, и моя рука резко подалась вперед, я еле удержался на ногах. Женщина подняла рукав, на запястье красовались массивные часы. Старинные, такие как носил мой дед. Говорил, когда-то это было очень стильно и дорого. Бессмыслица.
– Тебе пора, – сообщила барышня. – Когда услышишь сигнал, дергай за кольцо.
– Я ведь так и не узнал, кто ты! Что это за место! Подожди. Блин, не выкидывай меня в небо, пожалуйста! – я даже забыл, когда последний раз кого-то о чем-то просил в таком тоне.
– А ты нахал! – хмыкнула она, – натворил делов в своём мире, упал с
1.4
Я снова лечу, и кажется, даже начал привыкать к этой безысходности настолько, что почти не боялся. В самом деле, кто будет бояться лететь по волнам взбитых сливок. Казалось бы, ничего не изменилось, но без перманентного чувства страха нашлось время заметить много деталей, которые успокаивали и удачно отвлекали мое внимание от полёта. Например, воздух действительно казался тёплым, а не пронизывающим, как в космолёте. Я мог двигать руками и, наверное, мог бы перевернуться на спину, но решил не рисковать. Дышать тоже получалось сносно. Облака всё еще не были похожи на облака, которые все привыкли видеть, поднимая голову вверх. Я всерьёз ощущал себя вишенкой, слишком долго падающей на торт. Казалось, даже пахнет сладким.
Через пару минут (по ощущениям) услышал сигнал, о котором говорила незнакомка. Спохватился и начал искать на себе упомянутое "кольцо". "Дёрни за кольцо, дубина, а то разобьёшься!" – прогромыхали небеса. Сразу вспомнились мифы и кидс муви о Богах Олимпа, хотя гор здесь нет… наверное.
Нужное приспособление махом нашлось, я зацепил его пальцем, когда дёрнулся от испуга. Из моей спины что-то вылетело, раскрылось и стало парашютом. Надо же, прямо как в визуализациях, поразительно! Вероятно, если бы я сейчас проснулся и стал рассказывать об этом Прону, он бы очень посмеялся. И мы оба поверили бы, что это сон, потому что, падая во второй раз за час неизвестно откуда неизвестно куда, нельзя наслаждаться и восхищаться парашютом вместо того, чтобы вопить от ужаса. Но это действительно происходит со мной. Я наконец принял вертикальное положение в полёте и вздохнул полной грудью. Хотя и ненадолго.
Последняя мысль перед очередным падением была о Проне – моем верном и услужливом вечно ворчащем роботе-домохозяине. Друзья подшучивали над ним, меняя вторую букву с третьей*. Он ведь, падла, должен был вызвать СГН, потеряв со мной связь по пси-сфере более, чем на три часа без предупреждения…
Это падение показалось мне более продолжительным, чем прошлое. Может, потому что я наконец нашел контроль над собой и выкроил время подумать о важном. «Важное – это сейчас», – говорил мой дед. – «Если бы в молодости я думал о том, как прекрасно просто ходить на двух ногах без боли в каждом шаге, то сейчас мог бы порадоваться, что хотя бы тогда был счастлив»
Я уже успел немного заволноваться прежде, чем почувствовал притяжение. И снова ассоциация с детскими кошмарами, где меня спящего вытаскивает из-под одеяла рука страшного подкроватного чудовища – сейчас меня тоже затягивало, но уже всего целиком. И не мохнатой лапой, а вообще невидимой силой. "Черная дыра в небе", – подумал я и представил, как бы это выглядело в настоящих облаках. Тоненькая струйка песчаных обломков обволакивает ногу неосмотрительного космонавта и вбирает в себя, внутрь бездонной и нереальной темной пропасти. Человек в скафандре удаляется от глаз зрителя в замедленной съёмке, за ним – его корабль, потом планеты, миры, вселенные…