Алмаз
Шрифт:
— Может, она глухая? Или глухонемая? Или вообще слабоумная? — спросила Мариам.
— Нет, не думаю. Скорее, она просто… Не знаю, как сказать… — нахмурилась Елена. На языке вертелось слово «призрак», но произнести вслух… — Ее… будто нет. Просто нет.
Ночь выдалась безлунная, слишком темная, чтобы продолжать путь, поэтому женщины разбили лагерь: расставили полукругом в тени редких деревьев маленькие яркие шатры вроде тех, которыми пользуются кочевники.
Уложив малышек, Мариам и Елена растянулись на голой земле, взялись за руки и стали смотреть на звезды,
— Ты уверена?
— Да, уверена. Она умеет разговаривать. Вчера сама слышала, правда только одно слово.
— И что она сказала?
— «No!»
— И все? Маловато, — разочарованно протянула Мариам, вглядываясь в темноту. — Это может быть итальянский, испанский, французский… А почему она это сказала?
— Помнишь бархатную сумочку, которую мы нашли в ее одежде? Которую она все время открывает и закрывает?
— Да, помню.
— Так вот, моя Нана стащила ее поиграть. Когда «она» поняла, что произошло, разволновалась, приподнялась на локте и закричала: «No!» Нана тоже слышала, так что мне не померещилось.
Некоторое время женщины лежали молча. С холмов вдалеке доносились лай собаки пастуха и тихий звон овечьих колокольчиков.
— Интересно, откуда она родом? — Они уже потеряли счет подобным разговорам. — И как попала в зачумленную деревню?
— Она не похожа на крестьянку. Видела руки? Кожа такая бледная. Клянусь, она в своей жизни и дня не работала, по крайней мере в поле.
— Так она что, из благородных?
— Из благородных? Пavayiaµоv!Теперь уж точно нет, благослови ее Господь. И вряд ли когда-нибудь вновь станет аристократкой, — грустно добавила Елена.
— Бочелли сказал, что она попалась рыбакам в сети.
— И ты веришь? — Фокусница повернулась к Мариам.
— Думаю, такой пройдоха не скажет правды, даже если дать по яйцам, — презрительно фыркнула силачка. — Скорее всего, ее, на сносях, бросили неподалеку, а Бочелли нашел…
Чем больше великанша раздумывала над своей версией, тем менее правдоподобной она казалась.
— Какие скоты это сотворили? Только подумай, через что бедняжке пришлось пройти. Одна, без друзей, без близких… И при чем тут вообще Бочелли? Почему он так жаждал от нее избавиться? Не понимаю. Совсем. Мариам, он дал двух лошадей… Больше, чем султан за выступление в доме блаженства!
Минуло уже две недели, но Елена не перестала удивляться щедрости неприятного типа.
— Я хорошо торговалась, а он — дурак, — как ни в чем не бывало ответила великанша, хотя у нее самой душа была не на месте.
Да, цена была непомерно высокой. А еще, с тех пор как они взяли с собой русалку, в деревнях стали замечать странности. Сначала акробатка никак не могла понять, в чем дело: то внезапный порыв ветра, то клубы пыли появлялись из ниоткуда на пустынной улице. Ночью, несколько дней назад, они обнаружили неподалеку от лагеря еду: корзинку яиц, фрукты, несколько буханок пресного хлеба, ветку оливок. Угощение — или подношение — было аккуратно разложено на листьях. Возможно, Бочелли не такой уж и дурак. Мариам сунула руку в карман,
«В этих краях считается, что русалки приносят удачу. Их рисуют везде на побережье… Странно, что ты не видела». Силачка почти ощущала запах лука. «Но настоящая морская дева!.. К ней не осмеливаются даже подойти. Они бы просто убили ее, если б не боялись навлечь несчастья».
«Если мы хотим добраться до Венеции в целости и сохранности, удача не помешает», — подумала Мариам.
Ее подруга смотрела на небо, усеянное яркими звездами. Даже голова закружилась, и на минуту Елене показалось, что она летит навстречу созвездиям. Женщина очень боялась, но рано или поздно придется все сказать. Она решила не ходить вокруг да около.
— Мариам? — шепнула фокусница, прикрыв глаза.
— Да?
— Девочки считают, что она приносит несчастье.
— Несчастье? — странным тоном переспросила силачка.
Елена не обратила внимания.
— Они не хотят подходить ни к ней, ни к ребенку. Ты что, не замечаешь?
В ответ — невнятное мычание.
— К тому же у нас сейчас так мало работы… Люди в деревнях словно… Странные, не могу объяснить, — с трудом проговорила мать близняшек.
«Она тоже заметила», — подумала Мариам.
— Они нищие, вот и все. Это я виновата, не надо было идти этой дорогой.
— Послушай, она должна отрабатывать пребывание с нами. Я знаю, что ты не захочешь меня слушать, но…
— Зачем говоришь, если знаешь? — резко оборвала подругу великанша.
Елена отпрянула, но быстро взяла себя в руки.
— Остальные считают, что русалка и ребенок — обуза.
— А ты как думаешь? — спросила Мариам и, не дождавшись ответа, продолжила: — Нам заплатили за то, что мы взяли ее с собой. И очень щедро, ты сама говорила.
— Она не может работать и вряд ли когда-нибудь поправится. А у нас и так мало еды…
— Она ест как птичка!
— Мы не можем съесть ни лошадь, ни козу. Если ты хотя бы…
— Что?
Елена открыла глаза.
— Мы эго уже не раз обсуждали. — Фокусница заставила себя договорить.
— Выставлять ее напоказ? Нет. И точка.
— Знаю, у тебя есть причины так делать.
— Причины? Да, есть. И уж ты-то должна их понимать. Вы ведете себя ничуть не лучше негодяя Бочелли.
Несколько минут подруги лежали молча. Мариам почувствовала, как узкая кисть протиснулась в ее кулачище, и расслабилась.
— Совсем необязательно поступать, как… как раньше делали, — заикаясь, сказала Елена.
— Думаешь? — спросила силачка, глядя в небо.
Уже долгие годы она не уставала поражаться наивности подруги.
— Если ты не заметила, девушке ноги переломали. Ты понятия не имеешь, на что способны мужчины.
Мариам покачала головой, стараясь отогнать страшные воспоминания, отпустила руку товарки и рассеянно потерла свои голые предплечья, изуродованные знакомыми на ощупь рубцами размером с пулевое отверстие.