Алмазная цепь
Шрифт:
Раньше о длительности и беспощадности спора, могли свидетельствовать переполненные пепельницы и клубы табачного дыма, витающего над собравшимися. Таким избитым приемом, часто пользовались кинематографисты времён соцреализма.
Однако сегодня, представители правящих элит, тех самых, строящих исключительно под себя либеральные системы госустройства и рыночные отношения, отказались от никотиносодержащих взбадриваний, гробя здоровье чрезмерным потреблением алкоголя, под извечную чиновничью попевку «кто из нас больше, матери-истории ценен?»
О вреде алкоголя, им
Стаканы были по-прежнему полны. Голоса возбужденно срывались на крик. Каждый старался перебить другого, в переносном смысле слова, хотя с удовольствием сделал бы это и в прямом. Несколько человек уже выдохлись и тупо глядя перед собой, расслабив галстуки и брючные ремни сидели в удобных глубоких креслах.
– Я тебе, мудаку гребаному, об-ёб-ясняю… говорил головастый мужик, другому мужику в генеральских погонах. — Даже «Усатый таракан» и тот, не позволял себе ставить телегу впереди лошади, а над армией человека из гэбе. Не позволял себе, так явно ставить всех нас под подозрение. Обратите внимание, ведь всюду натыканы бывшие чекисты… Работать не дают, жить не дают. Сколько прекрасных людей уже сидит в тюрьмах, а сколько еще сядет? А…
– Что-то ты, товарищ Утехин Константин Леонидович, не на шутку разошелся, — неожиданно встрял пьяный голос. — Забыл, что под каждым стулом могут стоять микрофоны?
Константин Леонидович, услышав последнее замечание, от неожиданности присел и только ойкнул. Торопясь и заикаясь, он пролепетал:
– Вы только не подумайте… Это, я так… Это, я к слову сказал… — у него задрожал подбородок, а на глазах выступили трезвые слезы чистосердечного раскаяния. — Что вы, товарищи… Только не подумайте чего… Случайно вырвалось… Все водка проклятая…
Он чуть не плакал от досадного недоразумения, так не вовремя случившегося с ним. Он ждал сочувственных и оправдывающих его возгласов и криков, но в ответ раздался злой смех.
– Экий ты, кухонный герой. Чуть, что и сразу обосрался, — чувствовалось, что говорящий эти слова был зол на всех. — Видать, жалко терять нахапанные на приватизациях и ваучеризациях миллионы? Ясно, что жалко. Запомни, здесь тебя жалеть некому и… Только не заплачь от жалости к себе.
Возникла отрезвляющая пауза. Некоторые, из наиболее трезвых присутствующих, стали оглядываться и делать вид, что они здесь оказались совершенно случайно. Утехин, закрыв лицо руками, сидел с каменным лицом и больше за вечер не произнес ни одного слова.
Пару человек из собравшихся уже давно жалели о том, что пришли сюда. Особенная жалость состояла в том, что они остаются на месте и тем самым, как бы поддерживают ведущиеся здесь крамольные речи. Тем более, было не ясно, кто первым побежит в инстанцию докладывать о состоявшемся собрании заговорщиков. «Да, черт с ним со всеми. Главное, самому не опоздать, не опростоволоситься, — думалось многим».
– Кончай гнилой базар, начальник, — блеснул знанием жаргона милицейский генерал, обращаясь к молчащему до этого представительному и
– Что нам необходимо для полного и окончательного построения счастья? — задал вопрос тот, к кому обращался генерал.
По тому, как другие уважительно уставились на него, было ясно, что он здесь за главного. Глаза человека под темными, толстыми стеклами были видны плохо, но зато, очень хорошо чувствовался его цепкий, колющий шилом неприятный взгляд.
Собеседник, которому был адресован вопрос, спокойно ответил:
– Желание, — подумал и добавил. — Воля, жёсткая организованность и дисциплина…
– А кроме этого? — казалось он допрашивал, а не спрашивал.
– Это зависит от многих обстоятельств… Впрочем, главным всегда были, и будут оставаться, конечно, деньги.
– Деньги, это ты, Петька, хорошо сказал, — из угла послышалась усмешка. — Многие живущие до нас так же думали, но забрать с собой не смогли, не успели…
– Где нам их взять?
Пламенный оратор, не обращая внимания на нетрезвую выходку одного из присутствующих, задумался, пожевал губы и продолжил размышления о построении счастья в конкретном и индивидуальном случае.
– К бюджетному пирогу приникать не хотелось бы. Во-первых, слишком заметно, а во-вторых, там давно и без нас все, что можно было спокойно взять, уже украдено. Поэтому надо быть на месте того, кто все эти средства распределяет. В начале девяностых не успели, значит сегодня появился шанс, забрать полагающееся нам… — он снял очки, протер стекла и продолжил. — Да! Для этого придется и самим повоевать, и другим нервы попортить. Иначе нельзя, без этого не удастся достичь нужного нам результата.
«Дело, ох дело Сашка говорит, — лихорадочно думал генерал Стырин, лениво ковыряясь вилкой в закуске. — А если обманет? Если снова, всю скатерть-самобранку, только на себя одного дернет? Сколько раз уже всех собравшихся вокруг него лохов разводил? — Он еще раз внимательно посмотрел на того, кого называл Сашкой. Налил себе водки, залпом выпил и пришел к окончательному выводу, что и на этот раз, пламенный оратор обманет обязательно».
Шолошонко Александр Ильич, бывший губернатор Птурской области, волею судеб поднявшийся до должности вице-премьера правительства страны, в глазах собравшихся крупных чиновников и генералов, казался выскочкой. За глаза его звали Сашкой и не очень любили.
Однако, именно сейчас, Сашка забрался выше их всех, «принципиальных и честных», по бюрократической лестнице успеха. Поэтому — хочешь, не хочешь, а надо улыбаться и делать вид, что внимательно этого паразита слушаешь.
Шолошонко, ободренный тем, что сегодня его внимательно слушают даже те, кого раньше он считал умнее себя и вслух называл «своими учителями» продолжал развивать свою долгую, нескончаемую мысль.
– Значит, раз такое дело, за необходимыми деньгами, следует обратиться к тем, кто, так же как и мы недовольны нынешним авторитарным, чекистским режимом.