Алмазная история (Великий алмаз, Большой алмаз)
Шрифт:
– Написал письмо по пьяной лавочке, сунул конверт в карман пиджака и забыл о нем. А потом, уже протрезвев, написал второе письмо.
– Права была Анита, когда говорила, что бросит ее этот подонок и не задумается, – заметила я. – На редкость неприятный тип. Ох, недаром не люблю я таких красавчиков…
– Странно, что сболтнул Эдику лишнее, – удивлялась Зося. – Ведь опытный же мошенник…
– Так он же не знал, что Эдик знаком с Анитой. Он не знал даже, что мы с Эдиком давно знаем друг друга. И
– И не только это, – добавила я. – Вспомните, они встретились в Польше, там этот мошенник наверняка не мог сбывать наркотики, значит, не занимался своим наркобизнесом, скорее всего проворачивал какие-нибудь мелкие торговые аферы. Польша для него – безопасная пристань, вот он и расслабился. Встретил старого друга. Дружок-алкоголик ничем не мог быть для него опасен, да и в самом деле, если бы Эдик не знал тебя… А так два мужика упились вдрызг, и один стал изливать другому душу, поведал только о своих сердечных делах.
– Жаль мне эту бедолагу Аниту, хотя, возможно, она и не стоит жалости.
С прощальным визитом пришла к нам Эльжбета. Она хромала уже почти незаметно. Вскоре после нее приехал Торстен, которого выписали из больницы несколько дней назад. Незадолго до него звонила из больницы Эва – она чувствовала себя уже неплохо и собиралась выписаться через неделю. Остальные жертвы покушений Аниты тоже понемногу выздоравливали. Мы жили теперь в атмосфере радостной эйфории. Висящая над нами черная туча опасности унеслась прочь, ничто уже не угрожало обитателям очаровательного домика в Аллероде. В саду цвели астры.
– Ну, мои дорогие, – говорила сияющая Алиция, – я считаю, теперь самое время раскупорить бутылку «Наполеона». Бобусь с Белой Глистой уехали, надеюсь, навсегда, Эва жива и ни в чем неповинна, вы живы, тетя не имеет ко мне никаких претензий, прочие жертвы живы и здоровы, за машину мне возвращают ее полную стоимость. Лучше и быть не может!
Мы с энтузиазмом поддержали ее.
– Как хорошо, что уже не будет в этом доме никаких трупов! – радовалась Зося.
Алиция приготовила исключительно ароматный кофе, и мы в приятной, почти семейной атмосфере собрались за столом. От меня потребовали с подробностями рассказать о визите в психиатрическую клинику.
– Я так и не понимаю, чего она стояла тогда на дорожке с пистолетом в руке, – сказал Павел.
– А я разве тебе этого еще не объяснила? В тот вечер она собиралась застрелить Алицию через окно. Ты ей помешал, она убежала, мы гнались за ней. Прятать пистолет в сумку? А вдруг ее обыщут? Выкинуть? А вдруг на нем остались отпечатки ее пальцев, хорошенько их стереть времени не было. Вот она и вынуждена была держать его в руке – ничего другого не оставалось. Кстати, это тот самый, из которого она стреляла и во фру Хансен.
–
– Выбросила в окошко машины, когда они возвращались домой. Генрих не заметил. Это был пружинный нож, а не стилет, знаешь, с таким длинным острием. И вообще, Анита располагала очень неплохим набором нужных инструментов. Во фру Хансен она стреляла потому, что не могла скрыться незамеченной, стреляла из укрытия, та ее не видела.
Алицию интересовало другое:
– А взрывную установку в шкафчике она тоже сама смастерила?
– Нет, ее установил помощник. Тот кудлатый тип, который стерег, пока она стригла твою живую изгородь. Кстати, она очень жаловалась: изгородь была страшно запущена… А у него действительно борода и усы были накладные, и парик на голове. У своего возлюбленного бандита она прошла неплохую школу – умела хорошо стрелять и даже бросать нож. Вот еще, чуть не забыла: Анита собственными глазами видела, как тогда, на почте во Флоренции, ты подняла ее клипсу. Только тогда она спохватилась, что и вторую потеряла, и сразу догадалась, где именно. И с тех пор жила в постоянном нервном напряжении.
– Так, значит, именно клипсу она все это время искала?
Я отхлебнула глоток коньяку. Пока я поднимала рюмку, отпивала и ставила рюмку на стол, они не сводили с меня глаз, ожидая ответа и боясь перевести дыхание. В наступившей тишине я услышала негромкий звук, как будто что-то капнуло.
– И клипсу тоже. Но прежде всего фотографии, сделанные Алицией во Флоренции, и ее записную книжку той поры. Она знала – без них Алиция ни в жизнь ничего не вспомнит и ничего не докажет.
Кап…
– Тогда я не понимаю, зачем ей еще во что бы то ни стало и меня надо было убивать, – сказала Алиция и тоже прислушалась.
– Ну как ты не понимаешь? Ведь ты – единственный человек, который видел ее вместе с черным парнем, и можешь опознать его.
Кап…
– Что-то капает, – сказала Зося.
– Я тоже так считаю. Павел, встань, закрути кран.
– Он закручен.
Кап…
Мы все замолчали.
Кап…
– Так где же это капает? – забеспокоилась Алиция. – В ванной?
Кап…
– Нет, похоже, в уборной.
Кап, кап, кап…
Темп капанья усилился. Мы сидели молча, пытаясь установить источник звука.
Павел встал и выглянул в коридорчик.
– Здесь, – сказал он, зажег свет и замер, глядя на потолок.
Мы сорвались с мест.
Кап, кап, кап, кап…
На потолке, вернее, на антресолях, набухло и расползлось темно-красное пятно. Из него и из щели дверцы уже не капала, а текла тонкой непрерывной струйкой густая жидкость.
Мы вздрогнули от пронзительного крика Зоси. Она отпрянула и вопила, закрывая рукой глаза: