Алмазная нелюбовь
Шрифт:
Когда я немного успокаиваюсь, отец рассказывает мне, с чего все началось. Я слушаю – и с каждой секундой все шире открываю рот, откровенно офигевая от того, в какую задницу загнал меня – и себя тоже, – мой слишком уж падкий до бабла папаша.
Два месяца назад – я была в это время в Париже, – он был на каком-то благотворительном вечере и там познакомился с неким Максимом Витальевичем Красоцким – руководителем транспортной компании. Компания эта сотрудничала с десятками партнеров по всей России и перевозила в азиатские страны (от Казахстана и Монголии
Но транспортная компания оказалась прикрытием: на самом деле отец связался с группой контрабандистов. Эти парни действительно перевозили в ближнее и дальнее зарубежье все что угодно, помогая своим партнерам не платить налоги, но драли за это бешеные деньги. Ну что же, подумал тут мой папаша, это тоже отличный вариант! Раньше за экспорт необработанных алмазов и бриллиантовых украшений приходилось платить нехилые государственные пошлины – теперь можно было платить только Красоцкому, а значит – в разы меньше.
Контракт – а точнее, преступная сделка, – был подписан.
– Серьезно, мать твою?! – вспыхиваю я, когда отец прерывается, чтобы промочить горло глотком бренди. – Ты ввязался в криминал, чтобы не платить налоги и госпошлины? Это же контрабанда! Преступление! Твои адвокаты знают, что ты творишь?!
– Нет, и не узнают, если...
– Если я им не расскажу?! – заканчиваю я за него. – А я расскажу! Не то чтобы мне есть дело до твоей компании и твоих миллионов, но...
Черт! Конечно, мне есть дело до его миллионов! Я уже смирилась с тем, что он паршивый отец. Но во всем надо было искать хорошее – и я нашла. Отец был неиссякаемым мешком золота – а точнее, алмазов, – из которого оплачивались все мои счета: и парижская квартира, и любимый каннский домик, и «мерседес», и все мои перемещения по миру... Я привыкла к Франции, путешествиям и жизни подальше от этого человека. Теперь все это висело на волоске.
– Ты еще нихрена не поняла? – шипит отец, наклоняясь ко мне и почти брызжа слюной в лицо. – Мы подписали договор. Теперь мы повязаны. Если я расскажу об этом хоть кому-то – меня тоже сдадут, и это лишь меньшее, что они могут...
– Ясно! – нетерпеливо перебиваю я. Мне понятна суть «важного разговора» – говорить больше не о чем. Я просто хочу уйти и подумать обо всем этом в одиночестве. – Ну а я-то тут при чем?!
– Максиму Витальевичу была нужна какая-нибудь гарантия... Что-то, кроме подписанной бумажки, чтобы он мог доверять мне. У них есть круговая порука, и клятвы на крови, и слово чести...
– Слово чести? – фыркаю я. – У бандитов?
– Вот именно. Тебе не понять. И мне тоже, – хмыкает папаша. – Он так и сказал. Именно поэтому ему мало моего честного слова. Ему нужна физическая, осязаемая гарантия того, что мы теперь партнеры. Я предложил ему деньги, предложил ключ от одной из своих банковских ячеек...
– А он что? – хоть я и
– А он сказал, что ты – отличный вариант. Единственная и любимая дочка.
– Ха. Ха. Ха, – говорю я по слогам, подчеркивая ироничность сказанного им. – Тебе лишь следовало признаться, что тебе плевать на меня...
– Максим Витальевич хочет, чтобы ты вышла замуж за его сына, – продолжает отец, игнорируя мою насмешку. – Чтобы можно было контролировать меня – через тебя.
– Ага. Уже бегу.
– Они могут сделать что угодно.
– Твои проблемы, – я наигранно-равнодушно пожимаю плечами. В конце концов, даже самые стремные отцовские проблемы – это же не повод выходить замуж за незнакомого мужика?
– Марина! – говорит он строго, но он, кажется, забыл: мне уже не десять лет, и помыкать мной, как в детстве, не получится. Довольно с него и благотворительных вечеров, где я играю роль его любимой и любящей дочери. – Марина! – повторяет он еще строже, но я уже не слушаю. Сгребаю в охапку свою сумочку от Шанель и быстрым шагом направляюсь к дверям. У меня в планах – завтра же улететь обратно в Канны.
– До свидания, папочка.
Но с Каннами выходит заминка.
На следующий день меня похищают.
3 глава
Я не сразу решаюсь открыть глаза: страшно. Хотя гулкие удары сердца и неровное дыхание наверняка выдают то, что я уже пришла в сознание. Чувства возвращаются медленно. Кажется, я лежу на полу. Застыла в неудобной позе. Откуда-то сильно дует. Пахнет сыростью и пылью. Есть ли кто-нибудь рядом? Наблюдают ли за мной?
Шея затекла, в одном месте покалывает особенно сильно – видимо, именно туда всадили шприц со снотворным. Я собиралась в аэропорт, заказала такси, затем вышла из отеля... потом – вонзающаяся сзади игла, чьи-то руки, подхватывающие обмякшее тело, все вокруг как на негативе, слабость и пустота.
Вокруг тихо. Слышно только, как гуляет где-то неприятный весенний сквозняк. Я наконец решаюсь открыть глаза...
Мать твою! Я сразу сталкиваюсь взглядом с наблюдающим за мной человеком. Он совсем близко – его лицо сантиметрах в пятидесяти от моего, зеленые глаза смотрят исподлобья внимательно и не мигая. Это тот самый мужчина, которого я видела в отцовском офисе. Я тут же отползаю к стенке, упираясь плечом в холодный бетон.
– Привет, киска, – говорит мужчина. И как я только могла не услышать его, пока лежала с закрытыми глазами? Он что, не дышал? – Я же обещал, что скоро познакомимся.
– Кто ты, мать твою, такой, что тебе надо?! – рычу я, но получается не слишком сурово: меня сковывают слабость и страх, а он нависает надо мной, как удав над кроликом: вот-вот схватит и сожрет. Кажется, что он не моргает и не дышит. Только ухмыляется тонкими губами.
– Обычно меня зовут Витом, – сообщает мужчина. – Но ты можешь звать меня «милый».
– Иди нахрен, – голос у меня дрожит, но я не собираюсь сдаваться на милость его хамским выпадам. И вот за этого урода папаша хотел выдать меня замуж? Ну нееет... Пусть лучше он прирежет меня.