Алмазная принцесса
Шрифт:
Хозяин бутика захлопнул рот с таким звуком, как будто защелкнулся волчий капкан, и стремительно подскочил к дорогой клиентке, намереваясь принести ей самые горячие и многословные извинения за непотребный вид манекена…
Но не успел вымолвить ни слова.
Таисья метнулась к нему. Глаза ее горели, на щеках выступили пятна румянца.
– Жоржик, я от тебя просто тащусь! Ты гений! Ты золото! Ты просто неподражаем! Только мне позвонила Лиза Кошкина, что на показе у Донны Каран появилась новая тенденция: поношенные ватники и валенки в стиле советского
Хозяин бутика засиял.
– Вы же знаете, Таисья Михайловна, я всегда стараюсь предугадать ваши желания! Ватничек специально для вас привезли утренним рейсом. И цена вполне приемлемая – двадцать тысяч у.е. А насчет валенок мы сейчас выясним…
Он повернулся к Степанычу.
Сообразительный охранник уже тащил из подсобки огромные валенки, оставленные там Василисой.
Дяди-Васины «Жигули» ждали нас в соседнем переулке, там, где мы их и оставили. Их никто не угнал, с них не сняли колеса или зеркала и даже ничего не попортили. Не оттого, конечно, что в этом районе нет хулиганов и правонарушителей, а оттого, что такая видавшая виды машина никого не заинтересовала. Больше того – мотор завелся с полуоборота, и уже через полчаса мы подъезжали к дому.
Я мечтала поесть, выспаться, переодеться, но в первую очередь – принять горячий душ… Однако всем этим мечтам суждено было осуществиться далеко не сразу, ибо в дверях нас дожидался Бонни, оскорбленный до глубины души нашим долгим отсутствием, громко и возмущенно подвывающий и недвусмысленно требующий, чтобы его немедленно, сию же минуту вывели на утреннюю прогулку, иначе… иначе он за себя не отвечает.
Я своего пса хорошо знаю и сразу поняла, что всякие уговоры в данном случае бесполезны. Тяжело вздохнув, я пристегнула поводок и повела Бонни на улицу.
Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы вести его на собачью площадку – я буквально падала с ног от усталости и просто не дошла бы до набережной. Бонни почувствовал мое состояние и удовлетворился походом на ближний пустырь. Все же иногда в нем просыпаются совесть и сострадание к хозяйке.
Правда, по дороге домой нам подвернулась наглая беспризорная кошка, но Бонни сделал над собой неимоверное усилие, отвернулся и прошел мимо с независимым видом – надо сказать, для этого ему понадобилось все его самообладание.
Наконец мы вернулись, и я сумела осуществить свои собственные мечты – горячий душ, крепкий кофе и далее по списку.
Дядя Вася тоже перекусил со мной, и понятно, что Бонни не остался в стороне от завтрака. То есть сначала уплел огромную миску своего собственного корма, затем потребовал дополнительную порцию в виде компенсации за одиночество, а потом устроился на полу между столом и холодильником и замер, гипнотизируя каждый кусок ветчины и сыра, который оказывался в его поле зрения. Конечно,
Закончив с завтраком, я пригорюнилась.
– И что же нам теперь делать? – проговорила я, взглянув на дядю Васю. – С каждым нашим шагом положение только ухудшается. Теперь мы точно знаем, что Татьяна Окунева жива, но зато погиб Алексей Ладыгин, и та же Татьяна оказалась в числе подозреваемых…
– Да и ты стоишь за ней в той же очереди, – напомнил мне Василий Макарович.
– Вот спасибо, что напомнили! – проворчала я. – Лучше бы подали идею, как со всем этим разобраться. Все же вы у нас – начальник детективного агентства!
Дядя Вася открыл рот и нахмурил брови, готовясь отчитать свою недисциплинированную подчиненную, но от выговора меня спас телефонный звонок.
Звонила Татьяна Степановна, она извелась от неизвестности и решилась нас побеспокоить. Дядя Вася не стал рассказывать, что мы видели ее племянницу вчера вечером живую и невредимую. Так как это вовсе не значит, что она сейчас цела. И опять же мы понятия не имеем, куда она делась. Словом, история запутанная, и прежде чем обнадеживать клиентку, мы должны сами в ней разобраться.
Пока он многословно благодарил Татьяну Степановну за пирожки, варенье и заботу, я поискала кое-что в карманах, нашла это и вырвала у него трубку.
Описала Татьяне Степановне кулончик, который нашла возле тела Ладыгина, и получила однозначный ответ, что кулон несомненно Танин, она, Татьяна Степановна, хорошо его помнит, такие два кулончика подарил девочкам на шестнадцатилетие старинный друг семьи Ладыгиных. Таня звала его дядей Сережей. У Тани на кулоне была выгравирована буква «Т», а у Оли соответственно «О».
– Что-то я не пойму, тезка, о чем вы толковали, – удивился дядя Вася, когда я повесила трубку.
Я положила перед ним золотую штучку и объяснила, откуда она взялась.
– Так ты что, выходит, улику унесла с места преступления? – В душе дяди Васи подняло голову его милицейское прошлое.
Я очень выразительно на него поглядела.
– Вы уж определитесь, верите вы нашей клиентке или нет, – сказала я, – потому что я лично считаю, что Татьяна Окунева никого не убивала. А что там милиция думает, мне по барабану. И вам должно быть тоже, раз вы уже там не служите.
Дядя Вася пристыженно молчал. Я тоже примолкла, перебирая в уме события вчерашнего вечера. Вот я иду за мелькнувшим далеко впереди Ладыгиным, вот за мной тащится Алина.
Стоп! Что она сказала? Ей передали, что Алексей Иванович срочно требует ее к себе, она и пошла. То есть, если бы я не задержала ее в дверях и не отправила назад, Алина вошла бы в холл вместо меня и увидела Татьяну над неостывшим трупом. То есть ее хотели сделать свидетелем преступления. А уж если бы Татьяна успела убежать, то вот, пожалуйста, найден кулончик. А он – все равно что визитная карточка, больше того, все равно как паспорт – все семейство знало, что кулон этот принадлежит Татьяне.