Алмазная пыль

Гефен Адива

— Пойдем, погуляем, — предложила я. — Тебе ведь можно?

— А кого я буду спрашивать?! — вспыхнул грозный Макс, а сам уже облачился в свое серое зимнее пальто, висевшее на двери, и пошел рядом со мной вдоль коридора, выкрашенного светло-зеленой краской, в задний дворик больницы.

— Так что же с тобой произошло, Габиляйн? — спросил он, едва мы успели сесть на зеленую скамейку.

— Сначала ты расскажи, что от тебя нужно было Саре Курт. Шамир едет сюда, и у него к тебе миллион вопросов. Тебе придется мне всё рассказать, дедушка!

Дело принимает серьезный оборот!

— Сара? — он усиленно наморщил лоб. — Нет, не знаю. — Он поднял воротник и притворно закашлялся.

— Сара — это дочь Веры-Леи Курт, — не отставала я, пока он продолжал кашлять. — Она звонила мне несколько недель назад. Хотела поговорить с тобой.

Не отвечая, он страдальчески уставился в стену перед собой.

Я извлекла решающее оружие:

— Якоб знает, кто это. Что ты будешь делать, когда он заговорит?

— Якоб сумасшедший! Кто ему поверит?

— Деда, я же знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты ее знаешь! — подластилась я. — Что ты от меня скрываешь? И почему все вдруг заинтересовались твоей коллекцией картин?

— Есть вещи, о которых тебе лучше не знать, — и он посмотрел на меня, как капитан на тонущий корабль.

— Гросс фатер, я всё равно уже замешана, так дай же мне помочь тебе.

— Это всё твой отец! Это его идея… — вздохнул дедушка. — Это он просил меня с ней встретиться. Он сказал, что одна фрау заинтересована в покупке квартиры в нашем доме — в том, что на Ахад а-Ам. Одну квартиру я готов продать… Семье нужны деньги.

— Почему, дедушка?

Он сердито отмахнулся:

— Я уже сказал тебе… — он зашелся сухим хриплым кашлем. — Алзо, эта фрау не хотела смотреть квартиру. Когда она приехала, то сказала, что ее бизнес — это картины о прошлой жизни… Что у нее в Америке есть крупные клиенты, которые ищут такие картины…

— И эта фрау была Сара Курт?

— Найн! — дедушка резко выпрямился на влажной скамейке. — Я помню только Веру-Лею Курт. Профессоршу. Она Якоба чуть не убила! А эта по телефону назвала свое имя, американское такое… Арлин… Да, Арлин Прист… Пост… Или Постер…

— Я думаю, что это была Сара Курт… — прошептала я. — Но что же все-таки случилось, деда? Почему ты решился продать квартиру? Дело ведь не только в папином «Париже», правда?

Он хранил упрямое молчание.

— Дедушка, или ты сделал что-то такое, из-за чего мне следует переживать за тебя?

— Думаешь, я ее убил? Абер найн! Найн! Клянусь именем бабушки!

— Бабушка умерла.

Он засмеялся:

— Габи, твой дед никого не убивал!

— А Якоб? Что сделал он?

— Да что же это такое?! — рассердился он так, будто я на самом деле обидела его подопечного.

— Не знаю… Возможно, Якоб увидел эту женщину и подумал, что она — Вера-Леа Курт, испугался и набросился на нее. Ты же сам говорил, что он немного неуправляем…

— Найн!

— Может,

он подумал, что она пришла снова забрать его в больницу, и решил…

— Найн, Габриэла, найн!

— Почему ты не рассказал сыщику, что должен был встретиться с этой Арлин?

— Я растерялся, только и всего… Я уже стар, Габи…

— А это что? — я вытащила картинку с тремя девушками в матросских костюмах.

— Вас из дас? И ты тоже? Твой отец тоже спрашивал про эту картину…

— Хватит, дедушка! Перестань! — вспылила я. — Это было в кармане твоего пиджака вместе с чеком из такси. Три маленькие морячки. Я спросила тебя о них позавчера вечером, у тебя дома. Ты и тогда не ответил. Может быть, хватит водить меня за нос?

— Я никогда не видел этой картины до того, как твой отец мне ее показал!.. — он побагровел от напряжения. — Пойдем, Габи, — сказал он после продолжительного молчания. — Надо подумать. Вернемся в отделение. — Я протянула ему руку, и он, с трудом поднявшись, оперся на нее. Впервые в жизни Макс Райхенштейн опирался на свою внучку! События последних дней вернули ему его настоящий возраст…

— Вас ждут, господин Райхенштейн, — сказал полицейский, сидящий у двери дедушкиной палаты.

Ну, конечно! Доблестный капитан Шамир! Он с улыбкой посмотрел на меня:

— Вы сегодня рано встали, госпожа Амит. Как прошла ночь?

— Ночь была беспокойной.

Его взгляд выразил вопрос.

— Нет, нет, больше никаких взломщиков. В этом смысле всё было тихо, — сухо ответила я. Мне показалось, что он смутился.

— Господин Райхенштейн, — подчеркнуто учтиво сказал Шамир. — Вы позволите задать вам несколько вопросов?

Шамир протянул дедушке лист бумаги:

— Это вам знакомо?

Ни один мускул не дрогнул на лице дедушки:

— Найн, не знакомо.

Шамир передал листок мне:

— Может быть, вы знаете?

Это был снимок, распечатанный с интернета, — вверху над снимком был адрес сайта. Те же три девушки, только на этот раз не в матросских костюмах, а в роскошных меховых манто. Их волосы были распущены, а босые ноги утопали в белом пушистом ковре, по которому были разбросаны стеклянные шары и синие цветы. На полях листа значилось: 1910, Три девушки в мехах, Зуциус.

— Нет, не знаю, — сказала я, возвращая Шамиру листок.

— Оставьте себе, — сказал он. — Может быть, вы или ваш дедушка, что-нибудь вспомните…

— Почему вы так с ней разговариваете, господин Шамир? — не сдержался дедушка.

— Господин Райхенштейн, — Шамир многозначительно на него посмотрел. — Я разговариваю так потому, что этот снимок был у вас. В вашем кабинете.

— У меня? Найн!

— Я нашел это среди картин, лежавших на кровати.

— Картины на кровати? О чем это вы?