Алмазная пыль
Шрифт:
Дедушка остановился у раковины в жалкой кухоньке в углу комнаты. Он казался растерянным. Его красивое лицо было изрезано морщинами, ставшими глубже за одну ночь.
На деревянном столе стояла старая зеленая жестянка. Я вспомнила эту жестяную коробку. Она была в подвале дома на улице Ахад а-Ам. В нее дедушка клал еду для Якоба — так у них было заведено.
Сам Газета сидел, напряженно выпрямившись, на старом стуле. В руке он держал игрушечное деревянное ружье.
Дедушка склонился над ним и зашептал ему на ухо по-немецки. Газета почтительно
Газета молчал. Дедушка тоже. В домике стояла полная тишина.
Да что здесь происходит? Семейный вечер молчания? Меня вытащили из теплой постели для участия в сеансе Випассаны [11] в лачуге Якоба-Газеты?
Я уставилась на дедушку нетерпеливым взглядом, выражавшим один единственный вопрос «Ну?..»
— Вон там. Это там… — ответил дедушка на мой раздраженный взгляд и указал на пол. Там у ног Газеты лежало что-то, накрытое серым армейским одеялом.
11
Випассана — одна из наиболее древних техник медитации Индии.
Я приблизилась, стараясь не испугать этого несчастного, и осторожно потянула за край одеяла.
Это была женщина. Труп женщины.
Настоящая женщина, с головой и волосами…
Горло у меня сжалось и втиснулось в легкие. До сих пор трупы попадались мне только в детективах — в кино или в моих любимых книгах — там было полно разрезанных на части женщин, сожженных тел, заколотых детей или застреленных мужчин, и всё это не вызывало у меня никакой физической реакции. Но этот труп был здесь, по-настоящему!
Я опустилась на колени. Ее глаза были широко раскрыты и смотрели застывшим взглядом. Волосы лежали на полу, блестя от засохшей на них жидкости, в происхождении которой невозможно было ошибиться. На ней был синий спортивный костюм, покрытый пугающими пятнами. Очень пугающими. Ноги были босы.
— Это труп женщины, — промямлила я и быстро встала. Газета улыбнулся мне счастливой улыбкой и закивал, будто подтверждая мой диагноз.
— Ну, это понятно, — язвительно сказал дедушка. — Что ты об этом думаешь?
— Что с ней что-то сильно не в порядке. Кто это?
Дедушка не ответил.
— Что он с ней сделал?
— Он ничего с ней не сделал, он даже не знает, кто это.
— А ты знаешь?
Дедушка поднял руки вверх.
— Я — нет! Найн! Может, это проститутка? Тут много таких. Бедные девочки… Может, какой-нибудь клиент-имбецил убил ее и бросил здесь.
— Кто-то оставил ее здесь?! В домике Газеты? Дедушка, это невозможно!
— Так, может, она была очень больна, искала, где бы отдохнуть, и умерла здесь…
— Деда!
— Елзо,
— Понятия не имею, и это не мое дело. Для этого существует полиция, деда!
Дедушка протестующе зарычал.
Я приблизилась к женщине. Может, это ошибка?! Может быть, эта женщина, лежащая на полу со спокойным лицом и открытыми глазами, еще дышит, и, если к ней прикоснуться, она встанет и уйдет?.. Я снова склонилась над ней, но Газета, издав предостерегающий звук, замахал передо мной своим игрушечным ружьем. Он вклинился между мной и женщиной и осторожно накрыл ее серым одеялом так, будто это был ребенок, которого ему доверили нянчить.
Я отступила.
— Как она сюда попала?
Дедушка насмешливо шмыгнул носом.
— Ну, Габи! Какая разница? Видишь — нет? Попала…
— Трупы не укладываются сами собой в домиках, деда! Они предпочитают холодильные комнаты.
— Ой, мне плохо, я задыхаюсь, — простонал дедушка и несколько раз громко вдохнул. Знакомые фокусы! Это делается для того, чтобы сообщить окружающим: «Меня нельзя нервировать, так что, будьте добры, прекратите! В моем возрасте я заслужил, чтобы со мной немного считались!»
— С тобой всё в порядке? — Я обняла его. — Может, откроешь мне, зачем ты меня вызвал?
— А кого я мог вызвать?
— Скорую помощь, полицию, начальника городской канализации, председателя комитета работников электрической компании… Не знаю… Кого-нибудь, кто знает, что делать с людьми в таком безнадежном состоянии!
— Абер найн. Я думал, что ты знаешь, что с ней делать. — Он уставился на меня хитрым взглядом. — Твой отец наверняка знал бы…
— Я вызываю полицию!
— Нет! — крикнул дедушка. — Найн, битте, Габи, лучше ты увозишь ее отсюда, это нельзя, чтобы ее здесь нашли, плохо, нихьт гут!
Газета подтвердил дедушкины слова кивком.
— Вы оба сошли с ума? Увезти ее — это значит, прикоснуться к трупу, помешать следствию, скрыть улики. Ни в коем случае!
— Почему? Это только я и ты — кто узнает?
— Дедушка, ты что-то от меня скрываешь? Ты знаком с ней?
Он пробормотал что-то неразборчивое, и поднял на меня глаза, полные надежды.
— Нет, деда, нельзя! Ты прав, с полицией будут неприятности. Мы трое станем главными подозреваемыми, полицейские на нас отыграются, это ясно. Вы же прикасались к трупу, смазали отпечатки пальцев и следы. Будут большие неприятности… Начнут задавать вопросы, терзать тебя, терзать его, нас. Но выбора нет. Тут поблизости бродит убийца и, наверняка, знает, что мы трогали его труп…
— Это шлехт, — сказал дедушка. — Зачем сообщать? Кому нужно? Никакого убийства, была больна, легла там и умерла.