Алмазное ассорти
Шрифт:
Котя Волк был бомж со стажем. Бомжевал он лет пятнадцать, а может и больше, как-то года у него сбились, свалялись в большой и бесформенный ком вроде тех, из которых дети зимой делают снежную бабу. И то сказать – чего их считать-то, года эти? Ничего особо интересного с Котей за это время не происходило, и всех-то событий – зима да лето.
Долгому своему и относительно благополучному бомжеванию Котя обязан был, во-первых, своей необычной внешности. С детства был у него дефект челюсти, называемый в народе «волчья пасть». За то и кличку свою получил. Вроде бы делали ему операцию,
Жили они с матерью в центре города, и подвалы там были обширные. Котя знал все ходы и выходы, ориентировался лучше, чем в собственной комнате, мог найти дорогу в полной темноте. Иногда проходил под землей несколько километров и отсутствовал сутками, мать уже привыкла и не волновалась.
Много Котя видел интересного во время своих странствий, да только ничего не запомнил, голова у него от рождения была слабая. А если и запомнил, то никому ничего рассказать не смог бы – хоть и сделали ему операцию, а дефекты речи остались.
Однажды мать скребла лопатой тротуар да и упала на грязный снег. Подняли ее уже мертвую. Доктор поставил диагноз – изработалась. Похоронили мать на казенные деньги – жилконтора всем занималась. Пытались пристроить Котю дворником, только он не смог – то проспит, то позабудет, то в подвалы уйдет. Перебивался он кое-как, по подвалам путешествовал, что найдет интересного – то на толкучку несет. Когда уж совсем прижмет, то воровал, но только еду, по мелочи. Голод ведь не тетка. Пил мало.
А тут как-то приходит домой, а подъезд закрыт. Въехали новые жильцы, ремонт на лестнице сделали, камеру перед входом повесили, а в той каморке под лестницей, где Котя жил, посадили охранника с пятью телевизорами. Котя еще задумался – куда ему пять-то штук?
Проник Котя в подъезд, а охранник как рявкнет – пошел вон! Ну, Котя и пошел опять в подвалы. Не сильно расстроился. Хотя жизнь трудная началась. Бомжей развелось – страшное дело! И все злые, голодные. Дерутся, словами разными обзываются, Котю обижают. За плесневелую корку готовы голову проломить. И в подвалах кучкуются, особенно зимой, места теплые занимают, Котю гоняют. Да и подвалов меньше стало доступных. Люди площадь бесхозную в дело пустили. Кто из квартиры люк сделает и внизу в подвале кладовочку оборудует или мастерскую, кто склад устроит, кто тренажерный зал, жиры сгонять.
И везде двери железные, замки крепкие. Раньше-то амбарный замок Котя голыми руками открыть мог. Теперь труднее стало. Замки хитрые, иностранные, да и сила у Коти не та, что прежде.
Но не зря всю жизнь он по подвалам мотался, много мест знал, где перекантоваться можно. С другими бомжами компанию не водил – увяжется кто-то, да потом с хорошего места Котю же и выгонит, как та лиса, что зайца в сказке из дома выперла.
Так и жил Котя. Неплохо жил, не сильно голодал. А пил мало, только для согрева. Оттого и не бедовал, что один, ни с кем делиться не надо. Был Котя просто Волк, а стал Волк одинокий.
Нынче с утра отправился он по подвалам – время к осени, холода наступят, не заметишь. Нужно теплую
Долго ходил Котя, да все неудачно. Один подвал сырой, другой запертый, не пройдешь там, в третьем вещички валяются – стало быть, есть там обитатели, и Котю они в гости не звали. Хотел уже Котя уходить ни с чем, да забрел куда-то в сторону. Глядит – окошко подвальное, на нем кот сидит полосатый. Согнал Котя кота, выглянул в окошко, чтобы определиться, да и засмотрелся.
Двор дремучий, никто не ходит. И валяется прямо перед окошком девка в луже крови. Пригляделся Котя – видит, девка насквозь мертвая, живые так не лежат. Тут другая девка к ней походит. Пошуровала, поглядела – мама, кричит, мамочка!
Котя на всякий случай от окошка шарахнулся – как бы его не заметили. И вовремя, потому что машина подъехала. По всему видать, что менты – рожи наглые, упитанные. Девку тут на месте и прихватили, в машину посадили, хоть она и верещала по-страшному.
Хотел уже Котя уносить ноги от греха, да смотрит – тихо все, менты отъехали, про покойницу забыли. Пригляделся Котя – что бы такое у нее позаимствовать в хозяйстве полезное. Давно уже привычки свои Котя переменил, насчет того, чтобы только еду воровать, брал теперь все что подвернется – жизнь заставляла.
Конечно, у покойников красть – грех большой, а с другой стороны, ей ведь, девке-то этой мертвой, ничего уже не нужно. А он, Котя, пока еще живой, ему любая мелочь в хозяйстве пригодится, жизнь ведь у бомжа трудная.
Пригляделся Котя повнимательнее и расстроился. Ну, совершенно никчемная девка попалась, нечего с нее взять. Обувка поношенная, курточка рваненькая, вот разве что сумка… Раз сумку не украли, стало быть, девку не ограбили. Так что, может, у нее в сумке пара сотен завалялась. Кому-то такая сумма – ерунда, а Коте подспорье хорошее…
Вытянул Котя руку, а тут кот полосатый в бок толкается – дай пройти! Пустил его Котя в окошко, а котяра наглый сразу к покойнице бросился. На запах крови, надо думать. Коте аж поплохело. Да только кот повел себя странно. Поначалу-то уши прижал и стал красться вперед, а только вдруг встал как вкопанный, шерсть на спине поднял и хвост трубой распустил. Лужу кровавую понюхал и чихнул в недоумении. Лапу брезгливо отряхнул и попятился.
Ох, не к добру это все, Котя думает, хоть котяра и прохиндей тот еще, а все же животные в таких делах больше чувствуют. А кот пятился-пятился, потом аккуратно обошел лужу, шерсть на спине пригладил, хвост опустил, да и подошел к девичьей голове. И тихонько так тронул ее за лицо мягкой лапой.
Котя уж хотел было кота шугануть – все же не дело это, так с покойницей обращаться. А только покойница вдруг пошевелилась и рукой махнула. Потом глаза открыла – брысь, говорит, тварь помойная, у тебя блохи! Кот и ушел, спорить не стал. А Котя глазам своим не верит – встала покойница со стоном, потянулась, в лужу кровавую вляпалась, да и выругалась нехорошими словами.
Тут Котя опомнился, закрестился – свят, свят, свят, чур меня, шепчет, изыди, сатана, сгинь, нечистая сила, пропади пропадом! Это что же такое получается, думает, вроде бы и не пью я почти, а покойники на глазах оживают! Видно, грехов много, надо бы в церковь зайти, да кто же туда пустит-то в таком виде…