Алмазные нервы
Шрифт:
Конечно, я мог бы и отказаться. Но тогда меня скорее всего пристрелили бы, а потом сунули бы в руку пистолет и написали рапорт о нападении неизвестного на патруль. А еще вероятнее - выкинули бы меня километрах в пяти отсюда в кювет. И машину бы продали. Машина-то хорошая "Фольксваген-тапир" ашхабадской сборки.
– Поднимите руки, - велел инспектор Крюков, когда я открыл дверцу и высунул наружу ноги. Я послушно поднял, и меня тут же бесцеремонно развернули, шлепнули лицом о мокрый капот и принялись обыскивать. Ищите, ищите... Ничего предосудительного. Независимый журналист, Ай-Джей, все корочки и карточки
Они, правда, не очень старались.
Похлопали меня по заднице, по карманам, штанины потрясли - и все.
Однажды меня под Питером остановил патрульный-пед, так тот лапал минут десять.
– Откуда едете, господин Таманский?
– Из Гомеля, - честно сказал я. Врать нехорошо, тем паче я раз десять проезжал через дорожные фиксаторы, которые регистрировали мой путь следования.
– Что делали в Гомеле?
А вот это уже наглость. Не Техконтроль, не Служба Безопасности, не криминальная полиция - простые дорожные патрульные пытаются меня допросить! Как среагировал бы на подобное нормальный Ай-Джей? Правильно, устроил бы скандал. Скандальчик...
– Господин инспектор, вы превышаете полномочия. Если я арестован или подозреваюсь в...
– Не арестованы, - перебил инспектор Крюков устало, и я увидел, что он, в сущности, простой пожилой дядька, зарабатывающий на корку хлеба. Обычный выборочный дорожный контроль. Что в багажнике?
– Вещи, - сказал я, утихомирившись.
– Одежда, мелочи всякие. Открыть?
– Не нужно. Кого обгоняли в ходе следования?
– Да никого. Пара легковушек, даже не вспомню каких, колонна ооновских грузовиков с охраной, на телегах люди какие-то... А что такое?
– Ничего, господин Таманский. Возьмите ваши документы.
Второй молча подал мне карточку.
– Извините за остановку. Осторожнее на дороге, поздно уже, хулиганы шалят, - Крюков вяло козырнул. Оба тут же потеряли ко мне всякий интерес и побрели к своему блок-посту.
Рядом с пулеметом высунулась чья-то рожа и обиженно вскрикнула:
– А курить?!Курить взяли, мужики?
– Ах ты!
– Крюков вернулся. Я протянул ему пачку "Сталинградских":
– Берите всю. У меня еще есть, а вам ночь мокнуть.
Инспектор кивком головы поблагодарил меня, и я отправился в дальнейший путь.
Вдоль дороги слева мрачно чернели руины разбомбленной колонны - танки, остовы грузовиков и бронемашин. Рядом с этим великолепием из орешника торчал хвост сбитого "миража".
Конечно, оторвались тут на славу... Бедные милицейские, стой тут в темноте под дождем, да еще такую картину созерцай. Мне их даже стало жалко, честное слово.
Свернув на Калугу, я включил автопилот - дорога была относительно прямой и местами даже свежеподлатанной.
Можно отдохнуть, покурить. Половина двенадцатого, а мне еще ехать и ехать... Нашарив в бардачке блистер, я выщелкнул круглую капсулу релаксина и сунул в рот. Язык сразу обволокло клубничной свежестью, из мозгов буквально выбило зачатки сна и усталости. Какой дурак назвал это зелье релаксином - неизвестно, благо оно не расслабляло, а напротив, взбадривало. И что приятно, никоим образом не запрещено.
Покупай
"Фольксваген" мягко подпрыгивал на выбоинах, но в целом шел легко и за автопилот можно было не опасаться. Под Калугой, правда, шалили мотоциклисты - "Кара-курты" и "Герои асфальта", но их я не слишком боялся. Во-первых, я знал Шептуна, а Шептун - как раз тот человек, которого мотоциклисты подмосковных трасс чтут. Во-вторых, у меня была серьезная машина, которую так просто с трассы не столкнуть и из простого пистолета не пробить. В-третьих... В-третьих у меня не было, но я надеялся, что мотоциклисты сегодня будут сидеть в своих хазах, жрать наркотики и пить пиво с девками.
Кстати, о девках - чуть не забыл связаться с Ласточкой.
Я набрал на панели код, в ухе пискнуло, жеманный женский голос киберответчика сказал:
– Извините, но госпожи Энгельберт нет дома. Что ей передать?
Новый какой-то киберответчик. Раньше был другой голос и другие интонации. Вряд ли Вика занималась перепрограммированием, просто купила более современную модель.
– Тебя как зовут, золотко?
– Линда!
– кибер хихикнул. Да, эта модель покруче будет - предыдущая на заигрывания не реагировала.
– Так вот скажи, Линда, госпоже Энгельберт, что звонит ей господин Таманский, а еще проще - Костик. И не вздумай врать, что ее нет дома. Приеду - высеку!
Киберответчик снова жеманно захихикал, и спустя несколько секунд в ухе раздался голос Ласточки. Я сразу понял, что она сердится.
– Ты где?
– без обиняков спросила она.
– Под Калугой. Еду по трассе. Дождь идет.
Есть хочется.
– А где ты должен быть?
– В Гомеле. Ты уж извини, Ласточка, очень мне не нравится в Гомеле. Сплошные немцы кругом. А я к немцам как-то не очень расположен.
– Разумеется, - фыркнула она.
Муж Ласточки был немцем, крупной шишкой в германской зоне оккупации, но неожиданно попался на подпольной торговле матрицами к эмогенераторам. Там были задействованы боссы из "Сименс", "Бош"и японских контор, процесс был шумным и долгим, и в результате все сели. К слову сказать, на процессе мы и познакомились.
В мюнхенском ресторане "Мольтке"; как сейчас помню, Ласточка - тогда еще фрау Эмилия Энгельберт - была в небесно-голубом платье от Чиаменти. Я освещал процесс, вернее, отслеживал ситуацию. С Ласточкой меня познакомил Дейфендорф, которого двумя месяцами спустя пристрелили в Кенигсберге люди Ван Морна. Мы тогда выпили пять бутылок рислинга урожая восемьдесят второго года, а потом бродили всю ночь по Мюнхену. Забрались даже в жуткие места - например, на знаменитую наркодискотеку "Гели Раубаль", где я слегка подрался с какими-то киберами.
Мужа Ласточка никогда не любила. Меня, как я подозреваю, тоже не любила, но в Москву переехать согласилась - скорее всего из природной склонности к авантюризму.
– Я скоро приеду, - пообещал я.
– Переночую в Калуге, а завтра уже буду на месте. Я тебя, между прочим, люблю.
– Хорошо, - она смягчилась.
– А между чем прочим конкретно?
– Ой, в моей жизни столько всего прочего...
– вздохнул я.
– Приготовь завтра на обед мясо. В вине. С грибами.
– Приготовлю, - пообещала Ласточка.
– До завтра?