Алмазный маршрут
Шрифт:
Глава четвертая
Татьяна сошла на землю в аэропорту Бен-Гурион. В лицо сразу ударил теплый воздух. Татьяна с наслаждением потянулась, пошла к зоне прилета. Ветер трепал ее волосы. В зоне ожидания стоял Борис. Он похудел, на щеках обозначилась щетина. В руках у него была веточка с мелкими розовыми цветами. «Господи, Кантор, как я тебя обожаю!» Они поцеловались долгим поцелуем. Только сейчас Татьяна заметила, как рядом неловко топчется Андрей, новый охранник, отведя взгляд в другую сторону. Да, он же прилетел, вместе с ней — охранять ее бесценную особу.
В
Коттедж у Бориса был небольшой, двухэтажный, пока еще не утопающий в зелени — деревца еще не подросли. Зато на заднем дворе был небольшой, но глубокий бассейн с небольшим водопадом. В самом коттедже никто не жил, кроме того времени, что сюда приезжает Борис. Внутри царил беспорядок.
— Борис, я тебе удивляюсь. — Татьяна огляделась. — Как можно развести такой бардак, имея минимум обстановки?
Борис рассмеялся и вместо ответа схватил ее на руки и потащил наверх.
Спальня у Бориса была самая холостяцкая из тех, что можно себе представить: огромная кровать, аудиоцентр на полу и тумбочка с нагромождением использованных стаканов. Шторы заменяли белые пластиковые жалюзи.
— Нет, Борис, нужно срочно заняться обстановкой. На что похожа твоя спальня?
— Вот и займись на досуге.
— Я, между прочим, приехала отдыхать.
Борис повалил ее на постель, начал расстегивать блузку.
— Вот и отдохнем…
Татьяна начала шутливо отбиваться:
— Погоди, я в душ схожу.
Рука Бориса опустилась ниже, к молнии на брючках.
— Нет, я хочу сейчас. Давай по-быстрому.
Он быстро вытряхнул Татьяну из брюк, резко, по-свойски уверенно вошел в нее.
После лег рядом, раскинув руки. И сказал чуть жалобно:
— Я скучал…
Татьяна перевернулась на бок, поцеловала в колючую щеку.
— Совсем хасидом стал.
— Да, надо побриться. — Он энергично вскочил с кровати. — У меня скоро встреча.
— Уезжаешь?
— Заяц, у меня дела…
— Я думала, что этот день будет принадлежать мне, — с обидой сказала Татьяна.
— Буду вечером. Честно-честно. Может, приготовишь мне что-нибудь вкусненькое?
На секунду он сел рядом и заглянул ей в глаза.
— Не подлизывайся.
— Пожалуйста…
— Хорошо, я съезжу на рынок.
— Хочу борщ. И жареной картошки с салом.
Татьяна прекрасно знала, что Борис обожает советскую непритязательную, но сытную кухню. И на картошку с салом променяет и устрицы, и омары, и прочие деликатесы. Хотя и еврей. Впрочем, Татьяна заметила, что все русские евреи свинину очень уважают. И в предыдущие свои посещения Израиля видела, что это мясо свободно продается в лавках с надписями на русском языке.
— Я буду в девять, — предупредил Борис. И, уже скрываясь за дверью, напомнил. — Если пойдешь по магазинам, возьми с собой охранника.
После его ухода Татьяна завалилась спать. И хотя глаза слипались, ее раздражало то, что в спальне Бориса не убрано и рядом стоят грязные стаканы, от которых пахнет кислятиной. Она, ругаясь про себя, встала, накинула халат и собрала стаканы. Спустилась,
— Андрей, ты будешь кофе? — Она заглянула в гостиную. Тот вскочил, почти навытяжку.
— Спасибо. Если не трудно.
Татьяна, посмеявшись про себя, пошла на кухню. «А он симпатичный, — подумала она. — Интересно, сколько ему лет?»
В свой не совсем крепкий кофе она плеснула немного коньяку и добавила три кубика сахара.
Потом залезла в бассейн с подогревом. Там и приняла свой «реанимирующий» кофе. Уже через несколько минут ей стало намного лучше, захотелось активности. Легко выпрыгнув из бассейна, она побежала наверх, в спальню, переодеваться. И чуть не столкнулась в дверях с охранником. Андрей увидел ее в бирюзовом купальнике в стиле ретро, который ей очень шел. Так вот, охранник смутился. Он даже покраснел. А потом смутился еще больше из-за того, что так смутился. У него было широкое славянское лицо, соломенные волосы и зеленоватые глаза. И, естественно, светлая кожа — на такой видно даже легкий румянец.
Татьяна мылась в душе и с наслаждением вспоминала смутившегося охранника. Интересно, сколько ему лет — двадцать три? двадцать четыре? Но она ему понравилась. Женщины прекрасно это чувствуют. Надо же… В последнее время Татьяне не хватало мужского восхищения — старые ювелиры были не в счет: они искренне и с придыханием расточали комплименты любому существу женского пола. Хотя в последнее время она практически не ходила по театрам, в ночном клубе не была года два, даже не всегда выкраивала время на ресторан — стала уставать. Где же ловить восхищенные взгляды? А Борис? Борис, наверное, к ней привык… А все-таки этот Андрей очень хорошенький. И такой накачанный…
«Как не стыдно, — тут же оборвала себя Татьяна. — Вчера и сегодня твоя жизнь подвергалась опасности, а ты уже думаешь о мужских мускулах, вертихвостка!» Немного подумав, Татьяна ответила самой себе: «Да, думаю. Потому что мне хочется пожаловаться. Мне хочется поплакать на чьем-нибудь крепком плече. А Кантор сегодня сбежал и вечером пообещал приехать только к девяти. Что за встреча такая? И этот быстрый секс, в котором не было ласки…»
Татьяна почувствовала себя очень одинокой. Она одна, в чужой стране, в пустом, неубранном доме. И вообще, он что, меня к этому охраннику совсем не ревнует? Оставил с ним практически на весь день. Татьяна даже заплакала от жалости к себе.
Она вернулась наверх, в спальню, стала собираться, чтобы идти на рынок. У нее нечасто выпадало время, чтобы приготовить любимому мужчине изысканное блюдо. Обычно они заказывали еду в соседнем ресторане. Особенно она любила готовить борщ. Хороший, наваристый, пунцового цвета. Чуть кисловатый, с жирной белой сметаной и мелким укропчиком. И к нему — пампушки с чесноком. Это было своего рода ее психотерапией. Когда ей было плохо, она начинала варить борщ. В процессе приготовления ее настроение, как по волшебству, улучшалось, а к концу производственного процесса обязательно объявлялись друзья, случайно проходящие мимо.