Алмазный остров
Шрифт:
Парижская вилла давно ушла с торгов за долги, а вот вилла в Ницце была продана Артуром совсем недавно за сорок тысяч франков, и денежки эти целехонькими лежали в банке. Положить их в карман – и дунуть в Монако или, скажем, в Великое Герцогство Люксембург, где об Артуре де Сорсо не знали, а если бы и знали, все равно не выдали бы Франции, Германии или России (в этих странах, и Артур знал об этом, на него был объявлен розыск). Ибо конвенцию о выдаче иностранных преступников ни Монако, ни Герцогство Люксембург не подписали…
Билет был куплен на завтрашний день – конечно, как и полагается значительной персоне, в первом классе. Артур еще немного походил по варшавским улицам, перекусил в кондитерской и, взяв извозчика, вернулся в гостиницу. Делать
Глава 2
ИГРА В «ПОДКИДНОГО ДУРАКА»
– Я работаю из половины. – Дама сверкнула на пана Дворжака каким-то блестяще-влажным взглядом, от которого в нем тотчас проснулось желание. Нет, скорее, вожделение, потому как пан Дворжак возжелал заиметь эту дамочку тотчас. Вот ведь как оно бывает, видит ее всего-то третий раз в своей жизни, и все три раза она волнует его, как безусого юношу. А может, на сей раз получится? И его волнение закончится телесным наслаждением, чего он так страстно и безгранично жаждет?
Пан Дворжак потер вдруг вспотевшие ладони и пододвинулся поближе к даме.
– Тридцать, тридцать процентов, пани Амалия, – произнес он неожиданно сорвавшимся голосом и кашлянул, дабы прогнать появившуюся хрипоту.
– У вас инфлюэнца? – спросила женщина, не скрывая насмешки.
Она давно привыкла к тому, что мужчины ее хотят, и это ее даже заводило. Не в смысле тотчас отдаться тому, кто ее возжелал, но дабы поиграться с таким мужчиной, как кошка с мышкой.
Несмотря на свои тридцать два года, она была по-девичьи свежа, элегантна, обаятельна и очень мила. В стройной фигуре ни фунта лишнего веса, но и никакой девичьей угловатости. Ее формы были изящны и одновременно женственно аппетитны. И что бы ни говорили относительно преимуществ худых девиц перед всеми остальными, она-то превосходно знала, что мужчины предпочитают наличие форм, нежели их отсутствие или робкие намеки. И еще взгляд – весьма действенное оружие женщины. Пани Амалия обладала таким чарующим взглядом, который на мужчин действовал безотказно. И вкупе со всеми остальными женскими приемчиками, что имелись у нее в наличии и в чем не было недостатка, взгляд этот разил мужчин наповал, после чего из них можно было вить веревки и использовать по своему личному усмотрению.
Первую веревку Амалия Шульц свила из профессора антропологии Санкт-Петербургского университета Арона Шнобеля, когда была еще Ольгой Григорьевной Загалевич и примерной дочерью часовщика из Стрельны Гирши Мовшовича Загалевича. Воспитывалась девица в частном закрытом пансионе, вследствие чего получила недурственное образование, в том числе и музыкальное, изящные манеры и знание трех европейских языков.
Образование же, особенно женское, как известно, развращает ум и заставляет желать лучшей доли, нежели быть просто дочерью рядового мещанина. А тут еще повадился ходить к ним с визитами пожилой университетский профессор господин Шнобель, только что получивший звание профессора ординарного, то есть полного, и Владимирский орденок на университетский сюртук. Кажется, он положил глаз на старшую сестру Ольги – Мусю, которой уже стукнуло двадцать два. Было ординарному профессору немногим за пятьдесят, и Муся запросто годилась ему в дочери, но антрополога подобное обстоятельство смущало мало: желание, брат, оно завсегда пуще неволи. Быстро смекнув, что господину профессору нравится не собственно Муся, а ее младое тело, Ольга решила переключить его внимание на себя, – тело у нее было еще более упругое, более молодое и почти идеальное (ежели не считать, конечно, некоторых пикантных подробностей, впрочем, скорее привлекательных, нежели отталкивающих). Однако под одеждой их заметно не было, а кроме того свою роль сыграли и томные взгляды в сторону профессора
Надо признать, Оленька не чуралась любовных утех с пожилым мужем, однако в его объятиях оказывалась только тогда, когда сама этого хотела. Спальни их через месяц после свадьбы, по настоянию Ольги, уже находились в разных концах коридора. И не всегда по ночам, когда профессор, сгорая от вожделения, стучался к своей молодой супружнице, ее двери открывались ему сразу. Зачастую профессор подолгу простаивал у порога любимой жены, упрашивая ее ласки, и, не добившись желаемого, уходил восвояси. Ольга привыкла помыкать мужчинами, и девичество потеряла не по настоянию своего первого ухажера, а по собственному хотению, уже в пятнадцать лет, почти принудив парня по имени Яцек сначала поцеловать ее в губы, а уже затем…
– Покажи мне его, – почти потребовала она от Яцека, когда они одни остались в ее комнате.
– Кого? – дрожащим от волнения голосом проблеял парень, хотя, конечно же, понимал, о чем идет речь.
– Ну… его, – повторила она и указала взглядом на низ живота.
– А ты свою… покажешь? – робко попросил он.
Не говоря больше ни слова, она подняла юбки и стянула с себя кружевные панталоны…
Яцек воззрился на то, что ему открылось, и стал судорожно стаскивать с себя штаны. А Ольга стояла перед ним, оголившись, и ее глаза сверкали темной влагой расширенных зрачков.
Когда Яцек спустил штаны, она поначалу испугалась. Как эта плоть, такая большая, может поместиться в ней?
Ольга осторожно дотронулась до напрягшегося естества Яцека, неотрывно глядя ему в глаза. В ответ парень тоже стал бережно трогать ее, и это было так приятно, что захотелось, чтобы подобное продолжалось вечно. Он стал шумно дышать, как будто только что закончил быстрый бег, и беспрестанно сглатывать слюну. Почувствовав, что момент настал, Ольга легла на кровать и потянула его за собой. Вошел он в нее неожиданно легко, а потом, после резкой и короткой боли, ее с ног до головы охватила горячая волна, и стало так сладко, как еще не было никогда в жизни.
Ах, сколько соблазнов предоставила ей новая петербургская жизнь! Разных, манящих и запретных. Но ведь человек для того и живет, чтобы вкусить от запретного плода и наслаждаться жизнью, разве не так? Ведь наша жизнь столь коротка! И лучше помереть в старости, вспоминая славно и весело проведенные денечки, нежели страдать и маяться, крепко сожалея об упущенных возможностях…
Петербург очаровал хорошенькую молодую провинциалку.
Роскошные дворцы, просторные парки, большие магазины со всякой всячиной, шикарные экипажи с гербами на дверцах… Изысканные наряды дам и шитые золотом мундиры их блестящих кавалеров и поклонников… Ольга тоже хотела стать одной из таких роскошных дам, и чтобы ее тоже окружали блистательные мужчины, готовые ради нее на всевозможные безрассудства.
Как пригодилось знание языков и пансионное воспитание! Как к месту пришлось ее умение музицировать! Оленьке Шнобель понадобилось совсем немного времени, чтобы стать такой, какой она хотела: успешной дамой, у ног которой роились красивые мужчины, готовые исполнить любое ее приказание или жеманный каприз. Удовольствия пышной и шумной столичной жизни пришлись ей по вкусу. Дорогие подношения многочисленных «друзей дома» распаляли ее аппетит, который, как известно, приходит во время еды. И Ольга вкушала удовольствий столько, сколько могла проглотить, то есть без меры.