Алмазный остров
Шрифт:
– Я граф де Ламбер, – представился Артур и протянул хозяйке визитную карточку, только что изготовленную в конторе «Станислав Жигимонт. Афиши, рекламные проспекты, визитные карточки, альбомы и прочая печатная продукция. Срок исполнения – два дня. Для постоянных клиентов скидки».
– Очень приятно. – Хозяйка бережно приняла карточку Артура, и голос ее при этом сделался совершенно сахарным. – Дело в том, что ее арестовала полиция…
– Как?! – воскликнул Артур.
– Обыкновенно. Пришла полиция, окружила дом, чтобы она не
– За что?
– Точно я не знаю, – произнесла хозяйка, а затем доверительно пододвинулась к Артуру: – Говорят, что она крупная мошенница и за ней водится много грешков.
– Никогда бы не подумал, – раздумчиво произнес Артур.
Все, плакали его денежки и документы. Эта Амалия выйдет не скоро, так что в Вене его теперь снова ничего не держит.
«В Ниццу, дорогой граф Ламбер, в Ниццу! – подумал Артур про себя. – Там тебя дожидаются сорок тысяч франков, с которыми вполне можно начать какое-нибудь крупное дело. Даже очень крупное!»
Как заполучить их, являясь графом де Ламбером? Ну, придется на время стать маркизом де Сорсо. То есть на время получения вклада в банке, благо в Ницце у него имеется немало знакомых, которые могут подтвердить, что он маркиз де Сорсо. По-другому, поручиться за него. Кстати, они могут подтвердить также, что он граф де Ламбер, герцог Мальборо, наследный принц княжества Монако Леопольд Младший, великий князь Константин Николаевич и даже сам Вельзевул или, прости господи, Люцифер. Такие знакомые подтвердят все, что хочешь. Главное, чтобы расчет был.
Так, значит, в Ниццу? Именно!
Высокий худощавый господин в альмавиве и шляпе, надвинутой на самые глаза, с широкой грудью и благородной осанкой, выдающими в нем мужчину, несомненно, дворянских кровей, поблагодарив пожилую даму за полученную информацию, спешно вышел на улицу. За углом он взял извозчика и распорядился отвезти его до «Гранд-отеля», чтобы собрать вещички и отбыть в небольшой провинциальный городок Ницца, одно из любимых мест аристократов и художников.
Сколько надо человеку времени, чтобы привыкнуть к новым условиям, с которыми он еще никогда не сталкивался? Кому-то надобна неделя. Кому-то – день. А кому-то хватит и получаса.
Амалия-Ольга уже вполне освоилась в камере, когда к ней вошел помощник начальника тюрьмы. Он хотел было повести себя как хозяин, принимающий гостью, но получилось наоборот. И это ему крепко не понравилось. Ведь когда вы собираетесь облагодетельствовать кого-то и вдруг чувствуете, что этот кто-то в вашем благодеянии не очень-то и нуждается, у вас от этого сильно портится настроение. И это в лучшем случае…
– Здравствуйте, – ответила на приветствие помощника начальника тюрьмы Ольга и добавила: – Проходите, располагайтесь, пожалуйста, и чувствуйте себя как дома.
Получилось немного язвительно, но усмехаться помощник не пожелал.
– Благодарю вас, сударыня, – немного удивленно ответил он и, пройдя в камеру, присел на краешек кровати.
Входя сюда, тюремщик планировал начать примерно так: «Такой даме, как вы, наверное,
На все его вопросы – есть ли у дамы какие-нибудь претензии к условию содержания или жалобы на персонал – Амалия отвечала, что претензий не имеет, однако надеется в скором времени покинуть столь гостеприимное заведение. Единственное, о чем она будет сожалеть, так это о том, что ей придется расстаться со столь приятными и любезными людьми. Слова были произнесены тоном искренним и даже вежливым, но искренность показалась простоватой, а вежливость прозвучала приторной, что предполагало если уж не издевку, то насмешку, и у помощника начальника тюрьмы настроение испортилось бесповоротно.
– Если желаете, то можете довольствоваться за свой счет, – буркнул он и поспешил уйти, так как в присутствии этой дамы чувствовал себя глуповатым и даже в чем-то ущербным.
– Еще раз благодарю вас, – сказала ему уже в спину Амалия, чувствуя, что, несомненно, выиграла этот небольшой поединок с тюремным начальством.
А выигрывать она любила.
Тюремный распорядок был общим как для мужчин, так и для женщин: подъем в шесть утра, после чего насельник камеры должен был одеться, умыться, заправить постель, убраться в камере и ожидать раздачи кофе, которое приносилось ровно в семь.
С девяти часов начинались дознания и допросы. За теми, у кого срок предварительного заключения подошел к концу, приходили охранники и отводили их в суд, после чего в освободившуюся камеру приводили нового предварительного заключенного.
Обед раздавался в полдень. Обычно это была миска супа и паек хлеба весом в фунт, который надо было рассчитывать на весь день.
Ужин приносили в шесть вечера – как правило, печеный картофель или вареный горох с овощами и слабо заваренный чай. Ровно в девять звучала команда отбой, и через четверть часа во всех камерах гасился свет.
В послеобеденное время и до ужина к заключенным могли прийти родственники, но только два раза в неделю, и это служило главным неудовольствием сидельцев, так как в других тюрьмах родственники и вообще посетители могли приходить к заключенным хоть каждый день. Жалобы на таковое притеснение писались едва ли не еженедельно, однако подобный распорядок неукоснительно сохранялся. Поэтому здешнего начальника тюрьмы недолюбливали, хотя и побаивались.
В воскресенья и праздники был обязателен поход в церковь, естественно, тюремную, – единственное место, где можно было передать друг другу записку или переброситься парой слов.