Алмазы Джека Потрошителя
Шрифт:
Белая простынь укрывает тело. Я кланяюсь, прощаясь со своей жертвой.
– Героизм? Мы были похожи на крыс, загнанных в угол. С одной стороны река. С другой – парк. Резиденция Лоуренса – маленькая крепость. А сам Лоуренс мертв… многие погибли тогда.
Абберлин выжил, но, как мне видится, до сих пор остался в осажденном городе, голодающий, неспособный выпустить из рук оружие и готовый умереть за честь короны.
Безумец.
И
– Но об этом – в другой раз, – он поворачивается к столу. – Спасибо за помощь.
– Вы полагаете, что это, – я указываю на тело, – сделал тот же человек, который убил и предыдущую девушку?
– Возможно. Но пока не уверен. – Мне не нравится его тон. – Зачем убивать шлюху? Вы не знаете?
– Нет, – отвечаю, глядя в бесцветные глаза Абберлина. Хорошо, что он не видит, как дрожат мои руки.
У выхода мы сталкиваемся с трясущимся мужичком, которого поддерживает под руку старик. Сопровождавший пару констебль шепотом объясняет, что это – муж и отец потерпевшей, вызванные для опознания. Они проходят мимо, не удостаивая меня взглядом. И это тоже странно.
Расследование, за которым я буду наблюдать весьма внимательно, не даст результатов, вернее, они будут весьма незначительны. Полиция установит, что в четыре утра по Бак-Роуд многие жильцы проснулись от грохота повозки ломового извозчика, и отыщет этого извозчика. Выяснив маршрут, они обнаружат, что тем же путем двигался и констебль Джон Нейл, а затем и Кроссом, который и обнаружил жертву.
Таким образом, будет сделан вывод, что убийство Мэри Энн Николз произошло в те несколько минут, которые разделяли констебля и Кроссома.
Они совершат ошибку. Но мне ли ее поправлять?
Ничуть. У меня есть другое занятие.
Полагаю, что в самое ближайшее время наша с инспектором дружба окрепнет. Правда, Мэри это не по вкусу. Мэри придется потерпеть.
Эта женщина отличалась от обычных обитательниц Уайтчепела осанкой, манерой держаться и дорогим нарядом. Серого цвета платье с высоким турнюром и лифом на два десятка пуговиц подчеркивало хрупкость ее фигуры, а темная вуалетка с мушкой закрывала лицо.
В одной руке женщина держала левретку кремового окраса, в другой – легкий зонт, впрочем закрытый, потому как день выдался пасмурным.
Она шла неторопливо, прогуливаясь, но у прогулки этой имелась весьма конкретная цель. Женщина вошла в один из доходных домов, стоявших на краю Уайтчепела, словно пытавшихся выбраться в район более приличный. Она поднялась на третий этаж и постучала в дверь.
Открыли.
– Инспектор дома? – поинтересовалась незнакомка низким
Неожиданный этот визит не слишком обрадовал Абберлина, но гостью он принял.
– Добрый день, миссис Уильям.
– Называйте меня Мэри, – милостиво разрешила она, отпуская левретку. Зонт и шляпка перешли в руки Уолтера, совершенно не представлявшего, что следует сделать с этими явно недешевыми вещами. – Инспектор, скажите, что заставило вас выбрать настолько убогое… обиталище?
– А что заставило вас в него явиться?
Левретка подбежала к Абберлину и, встав на задние лапы, заскулила.
– Мой муж, – Мэри с выражением легкого презрения наблюдала за тем, как Абберлин наклоняется, чтобы взять собачонку.
– Надеюсь, с ним все хорошо.
– О, просто замечательно! С ним не бывает плохо, ведь Джон такой милый… такой добрый… отзывчивый… я не хочу вас больше видеть в своем доме, инспектор. Ваше общество мне крайне неприятно. Вы вообще вызываете у меня отвращение.
– И чем же?
– Вы похожи на нищего.
– Блаженны нищие. – Странно, но разговор этот забавлял Абберлина.
– Духом. Блаженны нищие духом, – поправила Мэри.
По-своему она красива. Нервная линия губ. Тень на виске и выбившийся локон. Тончайшая цепочка – золотая змея на древе шеи.
– Что вы сказали?
И Абберлин понял, что говорит вслух.
Ледяные запястья и зябкие пальцы, которые согреть бы дыханием. Коснуться губами мягкой кожи, которая пахнет морфием. Бледная лилия чужого сада…
– Наглец!
Пощечина. И тут же извинение, не словом, но нежностью руки на колючей щеке. Надо остановиться. Неправильно все то, что происходит сейчас. Но опиумный аромат дурманит.
– Зачем ты пришла?
Еще не поздно. Окликнуть Уолтера. Выйти. Сбежать.
Хромой Абберлин вновь спасается бегством.
– Зачем ты пришла?
– За тобой.
Белые ровные зубы. Сухие губы с трещинкой на нижней. Вспухает капля крови, солоноватая на вкус. А от цепочки на шее след, который Абберлин пытается стереть.
– Уходи, – просит он, расстегивая платье.
Грохот собственного сердца заглушает ее ответ. Да и неважны слова… неважны… ничто не имеет значения здесь и сейчас.