Алмазы Селона
Шрифт:
— Подарок от нашего друга? — сказал Скальд. — Знает, как угодить.
Весь день сотрудники службы «по борьбе с нежелательными обитателями жилищ», как они деликатно представились, а также мужская половина семьи Регенгужей с присоединившимся к ним Скальдом вылавливали по поместью мышей и рассаживали их по клеткам. К вечеру все просто валились с ног. Скальд не поехал в отель, а остался ночевать у Иона. Его мучили длинные, неприятные сны.
Он видел себя в пустой комнате Гиза, где по стенам весело пляшут солнечные зайчики,
— Мы с господином Ионом Хадисом Регенгужем-ди-Монсарашем пытаемся оттяпать у вас некую таинственную планету.
— Какую именно? — немного удивленно спрашивает Анахайм. — У меня много планет.
— Селон.
— Зачем она вам? — щурится Анахайм.
— У меня родилась мысль о новом аттракционе. Он будет называться «Алмазы Селона», — простодушно ответствует Ион. — Нужны данные. Что там, все-таки, на этом Селоне, происходит? Есть ли во всем этом какая-нибудь изюминка?
— Неужели вы рискнете туда полететь? Чтобы нырнуть в пасть к чужим, требуется особое мужество, — иронично говорит Анахайм и внимательно смотрит на Иона. Тот смущенно хмыкает и отводит глаза.
— Может, и нет там никаких чужих, — неуверенно предположил Скальд.
— Но магнитные бури на солнце точно есть.
— Бури есть…
— И собаки есть! — повысил голос Анахайм. — Я ненавижу собак, вам это известно?
— Послушайте, Анахайм, если вы вернете Ронду Иону, я покажу вам запись встречи Иона на Браззале с акулами, с Роа. Идет?
— Я ясновидящий, — равнодушно напомнил Анахайм. — У меня эта запись уже есть. — Скальд насторожился. — Ну хорошо… Ион, я сделаю так, что Ронда перестанет любить Скальда, а ты уговоришь его оставить меня в покое.
— Нечего мне тыкать.
— Я твой отец.
— Мой отец — это моя мать.
Анахайм смеется.
— А что вы можете сказать о Лусене, Анахайм? — оживленно спрашивает Скальд. — Вы же видите — мы тычемся, как слепые котята. А вы не даете подступиться. Что нам делать? Вы просто обязаны нам помочь!
— Странно, что вы до сих пор живы, — искренне удивляется Анахайм. — Впрочем, это ведь я сам так решил.
— Вот послушайте. У меня такое подозрение, что мы должны разделить загадки. Здесь не одна, а две большие тайны: кто вы такой и почему вы — ясновидящий. А остальные вопросы прикладные.
— А уроки? — сердито возражает Анахайм, и Скальд уныло соглашается:
— Да-а, это вопрос вопросов…
— И запомните, — голос у Анахайма становится очень неприятным, визгливым. — В отличие от вас, Скальд, я знаю, кто мой отец!
…Скальд открыл глаза и долго глядел в потолок, соображая, где находится. Он был в комнате Иона. Утро было раннее и довольно неприветливое. «Я бы добавил к нему немного красок», — решил детектив, глядя на мокрый сад за окном, серый в предрассветной мгле. Ему показалось, что раздался мелодичный звук, созывающий жильцов на завтрак, поэтому он поспешил одеться. В коридоре ему встретился Гладстон.
— Ну? Очухался уже? — Скальд протянул руку, чтобы погладить пса, но тот шарахнулся в сторону и издалека сообщил своим низким глуховатым голосом:
— Господин Икс. Мать — госпожа Патриция Лу Роскелин. Отец — господин
Скальд не понял, почему у него потемнело в глазах — впервые в жизни он лишился чувств в результате сильного душевного потрясения…
— Гладстон не мог вам этого сказать, Скальд, он на диване лежит третьи сутки. Полностью погружен в процесс саморазвития, — сказал Гиз.
— Я все слышу, — пробормотал механический пес.
— Слазь с дивана, раз слышишь! Я долго буду спать в гостиной?
— Слазь с дивана, говорю, а не то ногy сломлю… — как эхо, глуховатым голосом отозвался Гладстон.
— Все время отбрехивается виршами, — пожаловался Гиз Скальду. — Занял спальное место и рад.
Гладстон соскочил на пол и, принюхиваясь, побежал в коридор. Через некоторое время он вернулся и выплюнул на пол какую-то неприметную мелкую штучку.
— Это была голограмма, — коротко сказал он, снова запрыгнул на диван и затих.
— Ну вот, все и выяснилось, — произнес Ион. — А то на вас лица нет. Но вы будто не рады?
Скальд засмеялся:
— Вы, ребята, меня не разыгрываете? С Селоном, чужим, ясновидящим и прочей дребеденью? А то мне, как я сейчас головой треснулся, все вокруг чудится в другом свете… Скажите, что все это один большой и очень интересный розыгрыш, а? Как тогда, в замке…
— Увы, — вздохнул Ион. — Куда собрались?
— Хочу посетить курсы ясновидящих. Говорят, этому можно научиться.
Ион помрачнел.
— Надо отступиться, Скальд. Все бесполезно. Может быть, тогда Ронда вернется…
— Вы хотите сказать — тогда он отпустит ее? Мне это уже говорили. Только что, во сне…
Сегодня у Хатча Макарски, как никогда, обострилось ощущение конечности собственного бытия. И виноват в этом был не унылый серый день с его надоедливо моросящим дождем и не придирки напарника по работе, а многодневное напряжение, который испытывал каждый из них. Начальник его отдела, Кромби, был шурином Хатча. Каждый раз после очередного тестирования он боялся смотреть мужу своей сестры в глаза, но никак не мог решиться обнародовать правду о полном несоответствии Хатча его должности. Психическое состояние подчиненного давно было далеко от нормы. Сегодня Кромби между делом спросил Хатча, знакомо ли ему такое понятие, как депрессия. Хатч усмехнулся и сказал:
— Это когда ты пробуешь золотистый сладкий пирог, который испекла Нани, а он тебе кажется черным и горьким, будто в него насыпали перца.
Сдав дежурство, он вышел из здания, где работал, сел в свой автомобиль, достал из-под сиденья пакетик с белым порошком, который тайком покупал у знакомого врача, и торопливо высыпал его себе на язык. «Сегодня дежурит Кромби, прикроет», — подумал он и стал считать до ста. Потом обвел глазами площадь и прислушался к себе.
На душе действительно полегчало. Даже дождь сразу кончился. Тучи на небе расступились, и выглянуло солнце, похожее на румяный пирог. Замухрышистая собачонка с кривыми ногами бежала между рядами автомобилей, обнюхивая лужи. «Славная животинка», — подумал Хатч и тут же вспомнил слова врача: просто все дело в том, под каким углом смотреть на вещи.