Алое на черном (сборник)
Шрифт:
Первые признаки неминуемо надвигающейся бури появились год назад. Тучу начал преследовать запах, тот самый ненавистный запах гари. Он будил его посреди душной средиземноморской ночи, чудился в аромате Ангелининых духов, невидимыми когтями разрывал грудную клетку, удавкой захлестывался на шее и тянул, тянул обратно в Макеевку.
Туча сопротивлялся сколько мог, а когда наконец понял, что эта битва бессмысленна, попросил Алекс собрать сведения о Гальяно, Матвее и Дэне. Возвратиться в поместье они должны все вместе. Почему-то Туча был в этом абсолютно уверен.
Конечно, правильнее и разумнее стало бы связаться с ребятами самому, но Туча не мог. Вот просто не мог снять трубку и сказать: «Привет, друг! Давно не виделись. Давай встретимся!» Прятался за вечную свою загруженность, прикрывался предстоящей операцией, откладывал, откладывал… Наверное, просто боялся, что старые друзья его не вспомнят. А если и вспомнят, то сделают вид, что не узнали, или и вовсе откажутся от встречи, потому что он предатель, он бросил их в самую темную ночь, не помог Дэну, не уберег Ксанку. Зачем он им такой?
Алекс взялась за дело со свойственной ей решительностью. Уже через пару недель на столе перед Тучей лежало досье на каждого из их четверки. Он перелистывал страницы, вчитывался в сухие, лишенные эмоций строчки, всматривался в знакомые, но все равно изменившиеся почти до неузнаваемости лица. У каждого из них имелась своя собственная налаженная жизнь, двое из них, Дэн и Матвей, были женаты, Гальяно тоже уже целый год встречался с девушкой, а он собирался все испортить, затянуть обратно в их страшное, одно на четверых, прошлое. Они не согласятся…
Они согласились, и Туча вдруг почувствовал одновременно и безмерное облегчение, и необъяснимую тревогу. Теперь он знал наверняка – самая темная ночь в их жизни неминуемо повторится…
Матвей
Обедали в том самом зале, который служил в лагере столовой, только вместо маленьких столиков здесь теперь стоял один огромный, неимоверной длины стол, сервированный как для встречи английской королевы. Да и интерьер изменился в лучшую сторону или, как подозревал Матвей, вернулся к своему первозданному состоянию. Словно в противовес этой пугающей роскоши еда была самой обыкновенной, без изысков, но все равно невероятно вкусной.
Тетя Лида, мама Василия, встретила их как родных: обняла, расцеловала, а потом долго всматривалась в их смущенные таким теплым приемом лица. Сама она почти не изменилась, разве что в рыжих волосах появились седые пряди.
– Я же вас тогда и не поблагодарила, мальчики, – сказала тетя Лида, когда они расправились с обедом и приступили к десерту. – Степана поблагодарила, а вас…
– А нас не за что, теть Лид! – Гальяно чмокнул женщину в щеку. Она смутилась, замахала руками. – Вы нам лучше расскажите, как оно тут.
– А как… – Женщина опустилась на свободный стул. – Хорошо было. До недавнего времени. Степан, видели, как все отстроил! Краше прежнего стало. Работу местным дал, меня вот с мужем обратно в поместье взял,
– Как он погиб? Что говорят? – не удержался от вопроса Матвей. В конце концов, они все здесь не просто так, нужно начинать действовать, собирать информацию.
Прежде чем ответить, тетя Лида посмотрела на дверь обеденного зала, точно боялась, что их разговор могут подслушать.
– Бедная Лена, – сказала она, разглаживая на коленях передник. – Больше десяти лет мучилась, а теперь вот такое…
– Почему она десять лет мучилась? – спросил Гальяно, методично скручивая в трубочку льняную салфетку.
– Из-за Максима и мучилась, из-за болезни его.
– А он болел? – Гальяно оторвался от салфетки. – Туча, то есть Степан, его охранником взял, а это ведь работа не для больных.
– Ну как болел… – Тетя Лида казалась растерянной. – У него же травма какая была! В коме несколько недель пролежал, а как вышел, точно подменили.
– Амнезия? – спросил Матвей.
– Амнезия – это так, мелочи. Может, это даже и хорошо, что Максим все забыл. Что там хорошего вспоминать? Вы бы видели Лену! Как она переживала! Жила в больнице, почернела вся от волнений. А как Максим с того света, считай, вернулся, расцвела. Только ненадолго. – Тетя Лида вздохнула.
– Почему? – Лицо Гальяно сделалось напряженно-сосредоточенным.
– Потому что Максим очень сильно изменился. Вы его помните, хороший ведь был парень, правильный, добрый, а стал точно бесноватый. Лена говорит, что это все последствие травмы мозга. Оно и понятно все про травму, только тяжело с ним стало. Лена его и по врачам возила, и сама лечила. Она же доктор у нас. А толку – чуть, с каждым годом все хуже и хуже. Максим начал к бутылке прикладываться. Сначала не часто, по праздникам, а потом ему уже и повод не нужен стал, в запои уходил на недели. На работе его сначала жалели, а потом жалеть перестали и уволили. Кому ж нужен такой работник?! Он еще больше запил, теперь уже вроде как с горя. А потом начал Лену бить…
Краем глаза Матвей заметил, как побледнел Гальяно, с какой силой сжал край столешницы.
– Она, ясное дело, никому не жаловалась, не рассказывала, как ей живется, да только шила в мешке не утаишь и не всякий синяк запудришь.
– У них есть дети? – спросил Гальяно, и Матвей не узнал его голос.
– Не дал бог. Или наоборот – миловал. – Тетя Лида покачала головой. – Грех такое говорить, но даже я советовала Лене развестись. Что ж это за жизнь такая собачья?! А она жалела его, все прощала, надеялась, что он изменится. Он, правда, и изменился. Год назад примерно. Когда Степан поместье отстроил. Он тогда им обоим работу предложил: и Лене, и Максиму. Лене – своим личным врачом, а Максиму – охранником. Только сначала к какому-то московскому профессору отвез, чтобы тот его от пьянства закодировал. Сказал: «Я в вас, Максим Дмитриевич, должен быть уверен. Мне алкаши в доме не нужны».