Alouette, little Alouette…
Шрифт:
Порицая других, косвенно хвалим себя, и, когда что-то критикуем, мы тем самым даем понять, что мы бы сделали лучше, а не делаем только потому, что либо некогда, либо там одни сволочи, я туда и сам не пойду… и так далее.
Когда сходятся вот такие в одну кучку, начинается самое интересное: кто придумает, как обговнякать критикуемого покруче! Какие только дурости ему не начинают приписывать, какие только глупости сами не сочиняют!.. И такие довольные, они же отважные, они борцы со злом. Учатся хуже некуда, работать не хотят, но зато
Найден прекраснейший ход, как управлять этими придурками, а они придурки, даже если среди них попадаются и с высшим образованием, но мы-то знаем, что высшее образование было высшим сто лет назад, а теперь это просто фикция.
В общем, придуркам говорят, что они – умные и прогрессивные, а те, кто защищает существующий строй, – тупые и косные, они ж ничего не понимают. Ну, как и родители, тупые и консервативные, не понимают прогрессивных и революционных чаяний молодежи ничего не делать, не работать и не учиться, а только развлекаться и все получать на халяву.
И вот, эти умные и прогрессивные, с соплями до пояса, идут громить государственные учреждения, там же только бюрократы и жулики, жгут по дороге припаркованные дорогие машины, все наворовано, а если сгорит и старый «жигуленок», то что ж, лес рубят…
Молодых и горячих дураков, продолжал психоаналитик, продолжают ловить на их стремлении все ломать и крушить, дабы резко «улучшить мир»…
Она не успела дослушать до конца, от двери кто-то прокричал бодрым голосом:
– Босс, очнись!.. Там смишник прибыл, интервью у тебя взять хочет.
Максим с трудом оторвался от простейшего бинокулярного микроскопа, медленно повернулся.
– С какой стати? – спросил он настороженно. – Снова какую-то гадость измыслит?.. Гони.
Френсис сказал с сочувствием:
– Не получится. Сейчас, когда у нас такое финансирование и третья в мире установка ККК-3С, мы уже в сфере внимания. Конечно, до Ани Межелайтис далеко, но все же нынче в тренде.
Максим сказал с досадой:
– Ладно, проведите сюда вежливо. И чтоб все как рыбы!.. Поглубже в ил, ни звука!..
Анечка сказала трусливо:
– Я вообще стану камбалой. Если получится, конечно, а то Евген говорит, что у меня здесь вот торчит, как у хохлушки, а здесь вообще выпирает…
Френсис сказал быстро:
– Аллуэтта, расстегни еще одну пуговицу на блузке и… проведи его в лабораторию. Когда будет спрашивать глупости, а он будет, ты улыбайся и облизывай губы. Ну, как все это делают.
– Я так не делаю, – отрезала Аллуэтта.
– Правда? – спросил встревоженно Френсис. – А что с тобой не так… Ладно, потом отправим к психоаналитику, а пока иди встречай. И бедрами покачивай, покачивай, не забывай, это важно для мирового пролетариата ученых.
Через десять минут в лабораторию вошли в сопровождении Аллуэтты двое молодых мужчин, на груди и на спине надписи крупными буквами «Пресса». Когда-то так ходили сам корреспондент и оператор, оба таскали сложную и громоздкую
– Денис Евстигнеев, – назвался первый и широко улыбнулся. – А это Макс Тимонофф из телеканала «Вести дня». Вы заведующий лабораторией?.. Вы?.. Ах, простите, вы… Вы так молоды, а ваше имя уже упоминается в прессе все чаще и чаще!
Максим ответил вежливо:
– Уверяю вас, свои статьи о внутриклеточных технологиях я размещаю не в прессе.
Корреспондент засмеялся.
– Еще бы!.. Но я подготовился по дороге к вам, успев прочесть в лифте, что вы усиленно работаете над проблемой бессмертия и утверждаете, что оно уже близко?
Максим кивнул.
– Ближе, чем даже думают многие ученые.
– Но вы обмолвились, – сказал корреспондент живо, – что достижение бессмертия возлагаете на молодых и среднее поколение. Это верно?
– Да, – ответил Максим.
– Но почему не на старших? – спросил корреспондент с жаром, словно сенсация запрыгала перед ним, как рыбина на горячей сковороде. – У старших и опыта больше… и жить им хочется больше. Почему у вас такая странная позиция?
– Странная? – переспросил Максим. – Нет, все закономерно. У людей старшего поколения другое отношение к жизни.
– Простите?
– Инстинкт, – сказал Максим. – Тот самый, что ведет от момента рождения, а разум его только обслуживает. В молодости у меня волосы вставали дыбом, как только у меня мелькала мысль, что когда-то умру. Даже не погибну, а умру в глубокой старости. Как это умру? Как это меня не будет? А как же весь мир? Как он будет существовать без меня? И что, я не увижу того, что будет через тысячу лет? Даже через двести?..
Корреспондент передернул плечами и сказал бледно:
– Даже у меня мороз по коже…
– В зрелом возрасте, – сказал Максим, – люди еще остаются активными сторонниками трансгуманизма и приближателями сингулярности.
Корреспондент спросил настороженно:
– И что происходит?
Максим развел руками.
– С самим человеком ничего. Если под ним иметь в виду ту интеллектуальную личность, что сформировалась к этому времени. Однако могучий инстинкт, по мнению которого человек уже развился, отхватил ареал обитания и расширил, а также наплодил потомство и даже воспитал, говорит с похвалой, что теперь вот можно спокойно угаснуть, уступив ареал обитания потомству. А он, инстинкт, настолько силен, что и наш могучий все еще мозг, не утративший интеллектуальной мощи… говорит, что все путем, все норм, все люди до меня умерли, ничего страшного, да и вообще ничего страшного в смерти нет, просто тебя не будет, и ты не будешь знать, что тебя нет…