Альпийская идиллия

Хемингуэй Эрнест Миллер

– Вот тебе Speisekarte, - сказал я Джону. Джон взглянул на меню. Он был еще сонный.

– Не выпьете ли вы с нами?
– спросил я хозяина. Он подсел к нам.

– Скоты эти крестьяне, - сказал хозяин.

– Мы уже видели этого на похоронах, когда входили в город.

– Он жену хоронил.

– Вот что!

– Скотина. Все эти крестьяне скоты.

–

Почему скоты?

– Просто не верится. Просто не верится, какая с ним вышла история.

– Расскажите.

– Просто не верится.
– Хозяин повернулся к сторожу.
– Франц, поди-ка сюда.
– Сторож подошел, захватив бутылочку вина и стакан.

– Молодые люди только что вернулись из Висбаденерхютте, - сказал хозяин.

Мы поздоровались.

– Что вы будете пить?

– Ничего.
– Франц отрицательно повел пальцем.

– Еще четверть литра?

– Пожалуй.

– Вы понимаете диалект?
– спросил хозяин.

– Нет.

– А в чем дело?
– спросил Джон.

– Он сейчас расскажет нам про того крестьянина, который засыпал могилу, когда мы входили в город.

– Я все равно ничего не пойму, - сказал Джон.
– Они говорят слишком быстро.

– Он приехал сегодня хоронить жену, - сказал хозяин.
– Она умерла в ноябре.

– В декабре, - поправил сторож.

– Это все равно. Так, значит, она умерла в декабре, и он дал знать в общину.

– Восемнадцатого декабря, - сказал сторож.

– Но он не мог привезти ее и похоронить, пока не стаял снег.

– Он живет по ту сторону Пазнауна, - сказал сторож, - но он нашего прихода.

– Он никак не мог привезти ее?
– спросил я.

– Нет, не мог. Пока не сойдет снег, оттуда, где он живет, можно добраться только на лыжах. Так вот сегодня он привез ее, чтобы похоронить, а пастор, когда посмотрел на ее лицо, хоронить не захотел. Дальше ты рассказывай, - сказал он сторожу, - только говори не по-своему, а так, чтобы все поняли.

– Очень смешно вышло с пастором, - сказал сторож.
– В удостоверении о смерти было сказано, что она умерла от сердечной болезни. Мы все знали, что у нее больное сердце.

Иногда ей делалось дурно в церкви. Последнее время она совсем не приходила. Не могла подниматься в гору. Когда пастор, откинув одеяло, открыл ее лицо, он спросил Олза:

– Она очень страдала?

– Нет, - сказал Олз.
– Я пришел домой и вижу - она лежит поперек кровати мертвая.

Пастор еще раз посмотрел на нее. Что-то, видно, ему не нравилось.

– Отчего у нее сделалось такое лицо?

– Не знаю, - сказал Олз.

– А ты подумай, может быть, вспомнишь, - сказал пастор и опустил одеяло. Олз ничего не ответил. Пастор смотрел на него. Олз смотрел на пастора.
– Вы хотите знать?

– Я должен знать, - сказал пастор.

– Вот тут-то и начинается самое интересное, - сказал хозяин. Слушайте. Рассказывай, Франц.

– Так вот, - сказал Олз, - она умерла, я известил общину и убрал ее в сарай на сложенные дрова. Потом мне эти дрова понадобились, а она уже совсем закоченела, и я прислонил ее к стене. Рот у нее был открыт, и когда я вечером приходил в сарай пилить дрова, я вешал на нее фонарь.

– Зачем ты это делал?
– спросил пастор.

– Не знаю, - ответил Олз.

– И часто ты это делал?

– Каждый раз, когда вечером работал в сарае.

– Ты поступил очень дурно, - сказал пастор.
– Ты любил свою жену?

– О да, любил, - сказал Олз.
– Я очень любил ее.

– Вы все поняли?
– спросил хозяин.
– Вы все поняли про его жену?

– Почти.

– А как насчет обеда?
– спросил Джон.

– Заказывай, - сказал я.
– Выдумаете, это правда?
– спросил я хозяина.

– Конечно, правда, - сказал он.
– Скоты эти крестьяне.

– А куда он пошел?

– Он пошел в другой трактир, в "Эдельвейс".

– Он не захотел пить со мной, - сказал Франц.

– Он не хотел пить у меня, потому что Франц узнал про историю с его женой, - сказал хозяин.

– Послушай, - сказал Джон, - а как насчет обеда?

– Давай, - сказал я.