Альрауне. История одного живого существа

Эверс Ганс Гейнц

– Нет, – заметил Франк Браун. – Меня они нисколько не интересуют.

Он повернулся, но она схватила его за рукав:

– Дайте-ка мне, дайте-ка мне папиросу! И налейте шампанского! От возбуждения она вся дрожала: по ее жирному телу струились капли горячего пота. Ее грубая чувственность, пробужденная циничными рассказами старика, искала какой-нибудь цели и горячею вольною обрушилась на молодого человека.

– Скажите, господин студент… – она дышала тяжело, ее обширная грудь высоко подымалась. – Скажите мне… по-вашему, не мог ли господин советник применять… свою науку и свои опыты… с искусственным оплодотворением… также и к людям?

Она знала прекрасно, что он об этом и не думал. Но ей хотелось

во что бы то ни стало продолжить беседу. И обязательно с этим молодым, свежим, красивым студентом.

Франк Браун рассмеялся и инстинктивно понял ее мысль.

– Конечно, ваше сиятельство! – сказал он. – Разумеется, – дядюшка как раз занят сейчас этим – он изобрел новое средство, такое, что бедная женщина ничего даже не замечает. Решительно ничего – пока в один прекрасный день не почувствует, что она беременна. На 4-м или на 5-м месяце… Берегитесь же, ваше сиятельство, господина тайного советника, – кто знает, может, и вы тоже…

– Избави Боже! – воскликнула княгиня.

– Не правда ли, – заметил он, – это не очень приятно? Особенно когда ничего не имеешь от этого!

Бац! Что-то рухнуло и упало на голову горничной Сефхен. Девушка неистово закричала и от страха уронила серебряный поднос, на котором разносила кофе.

– Как жалко сервиз! – произнесла равнодушно фрау Гонтрам. – Что это упало?

Доктор Монен подбежал тотчас же к плакавшей девушке. Срезал ей прядь волос, промыл открытую рану и остановил кровь желтой железистой ватой. Но не забыл при этом потрепать хорошенькую горничную за щечки и тайком коснуться упругой груди. Дал ей выпить вина и начал что-то нашептывать на ухо… Гусарский лейтенант нагнулся и поднял предмет, который послужил причиной несчастия. Взял его в руки и начал рассматривать со всех сторон.

На стене висели всевозможные редкие вещи. Какой-то божок – полумужчина-полуженщина, пестрый, раскрашенный желтыми и красными полосками. Два старых рыцарских сапога, бесформенных, тяжелых, с большими испанскими шпорами. Докторский диплом иезуитской высшей школы в Севилье, напечатанный на старинном сером шелку и принадлежавший одному из предков Гонтрама. Дальше роскошное распятие из слоновой кости, выложенное золотом. И, наконец, тяжелые буддийские четки из больших зеленых камней.

А совсем наверху висел тот предмет, который только что упал на пол. Видна была широкая трещина в обоях, откуда он вырвал гвоздь. Это была коричневая пыльная палка из окаменевшего дерева. Она напоминала своим видом дряхлого человечка в морщинах.

– Ах, да, это наш Альрауне! – заметила фрау Гонтрам. – Хорошо, что как раз тут проходила Сефхен: она ведь из Эйфеля, у нее твердые кости, а то если бы тут сидел Вельфхен, эта противная штука, наверное, раздробила бы его маленький череп!

Советник юстиции разъяснил: «Он уже несколько веков сохраняется в нашей семье. И уже был такой же случай: дядя мой рассказывал, что однажды ночью тот ему упал на голову. Но он был, наверное, пьян – он очень любил выпить».

– Что это, собственно? И для чего? – спросил гусарский лейтенант.

– Он приносит богатство, – ответил Гонтрам. – Есть такое старинное предание. Манассе может вам рассказать. Поди-ка сюда, коллега! Как это предание об Альрауне?

Но маленький адвокат не пожелал рассказывать:

– Ах, все и так знают!

– Никто не знает, – воскликнул лейтенант. – Никто, вы преувеличиваете наши познания.

– Расскажите же, Манассе, – попросила фрау Гонтрам. – Мне тоже хотелось бы знать, что означает эта противная штука. Он уступил просьбам. Он говорил сухо, деловито, точно читал вслух какую-то книгу. Не торопясь, едва повышая голос, и в такт словам все время размахивал человечком.

– Альрауне, альбрауне, мандрагора, также и манрагола – mandragora officinarium. Растение из семейства solanazeae.

Оно встречается в бассейне Средиземного моря, в юго-восточной Европе и в Азии вплоть до Гималаев. Листья его и цветы содержат наркотики. Оно употреблялось прежде как снотворное средство, даже при операциях в знаменитой медицинской школе в Салерно. Листья курили, а из плодов приготовляли любовные напитки. Они повышают чувственность и делают женщин плодовитыми. Еще Иаков применял его. Тогда растение называлось дудаимом, но главную роль играет корень растения. О странном сходстве со стариком или старушкой упоминает еще Пифагор. Уже в его время говорили, что оно действует как шапка-невидимка и употребляли как волшебное средство или, наоборот, в качестве талисмана против колдовства. В средние века во время крестовых походов зародилось и германское предание об Альрауне. Преступник, распятый обнаженным на кресте, теряет свое последнее семя в тот момент, когда у него ломается позвоночный столб. Это семя падает на землю и оплодотворяет ее: из нее вырастает альрауне, маленький человечек, мужчина или женщина. Ночью отправлялись на поиски его. В полночь заступ опускался в землю под виселицей. Но люди хорошо делали, что затыкали себе уши, потому что когда отрывали человечка, он кричал так неистово, что все падали от страха, – еще Шекспир повествует об этом. Потом человечка относили домой, прятали, давали ему каждый день есть и по субботам мыли вином. Он приносил счастье на суде и на войне, служил амулетом против колдовства и привлекал в дом богатство. Располагал всех к тому, у кого он хранился, служил для предсказаний, а в женщинах возбуждал любовный жар и облегчал им роды. Но, несмотря на все это, где бы он ни был, всюду случались несчастья. Остальных обитателей дома преследовали неудачи, во владельце своем он развивал скупость, развратные наклонности и всевозможные пороки. А, в конце концов, даже губил его и ввергал в ад. Тем не менее, эти корни пользовались всеобщей любовью, ими даже торговали и брали за них огромные деньги. Говорят, будто Валленштейн всю жизнь возил с собою Альрауне. То же самое рассказывают и про Генриха V Английского.

Адвокат замолчал и бросил на стол окаменевшее дерево.

– Очень любопытно, право, очень любопытно, – воскликнул граф Герольдинген. – Я крайне признателен вам за вашу маленькую лекцию, господин адвокат. Но мадам Марион заявила, что она бы ни минуты не держала в своем доме такой вещи. Испуганными, суеверными глазами посмотрела она на застывшую костлявую маску фрау Гонтрам.

Франк Браун быстро подошел к тайному советнику. Его глаза сверкали, он взволнованно взял старика за плечо.

– Дядюшка, – шепнул он, – дядюшка…

– В чем дело, мой милый? – спросил профессор. Но все-таки встал и последовал за племянником к окну

– Дядюшка, – повторил студент, – вот этого тебе только и нужно. Это лучше, чем заниматься глупостями с лягушками, обезьянами и маленькими детьми. Дядюшка, не упускай случая, пойди по новому пути, по которому никто до сих пор еще не шел! – Голос дрожал, с нервной поспешностью выпускал он папиросный дым.

– Я тебя не понимаю! – заметил старик.

– Сейчас поймешь, дядюшка! Ты слышал, что он рассказывал. Создай же альрауне, существо, которое бы жило, имело бы плоть и кровь! Ты способен на это, ты один и никто кроме тебя во всем мире!

Тайный советник посмотрел на него негодующе и удивленно. Но в голосе студента звучала такая уверенность, такая могучая сила веры, что он стал вдруг серьезен. Против своей воли.

– Объясни мне точно. Франк, что ты хочешь, – сказал он, – я, право, не понимаю тебя. Племянник покачал головою: «Не теперь, дядюшка. Я провожу тебя домой, если позволишь». Он быстро повернулся и подошел к Минхен, разносившей кофе, взял чашку и быстро опорожнил.