''Альта'' против ''Барбароссы''
Шрифт:
12 сентября 1942 года я хотел позвонить по телефону Ильзе Штёбе и договориться с ней о встрече. Последняя наша встреча была 3 – 4 недели тому назад, потому что она вместе с Хельфрихом выезжала в Карлсбад».
Кегель несколько раз звонил по домашнему телефону Ильзе, но трубку никто не брал. Это встревожило Кегеля, и он решил заехать в министерство иностранных дел к асессору Шаффарчику, с которым одно время вместе работал и которого хорошо знал. Через него Кегель рассчитывал узнать что-нибудь о Карле Хельфрихе, который работал в том же отделе. «Если Шаффарчик что-либо знает
Шаффарчик рассказал, что в понедельник Карл Хельфрих и Ильзе Штёбе, которая тоже начала работать в МИДе, на работу не вышли. Шаффарчик знал, что Хельфрих и Штёбе живут вместе, и решил позвонить по их домашнему телефону.
Трубку поднял незнакомый мужчина, который объяснил, что сейчас господин Хельфрих говорить не может, и спросил, кто звонит. Шаффарчик назвал свою фамилию и сказал, что хотел узнать, почему Карл Хельфрих не вышел на работу. Неизвестный, находившийся в квартире Штёбе, ответил, что все в порядке, и положил трубку.
На следующий день в информационном отделе министерства иностранных дел было объявлено, что Хельфрих и Штёбе арестованы гестапо.
– За что их арестовали? – спросил Кегель.
– Никто ничего не знает, – ответил Шаффарчик и добавил: – Они недавно возвратились из Карлсбада. Может быть, во время поездки что-то произошло...
Герхард Кегель распрощался с Шаффарчиком и вышел из министерства иностранных дел. Он понял, что с Ильзе Штёбе и ее другом стряслась большая беда, – если они попали в гестапо, – значит, у гестапо появился повод для их ареста...
Кегель направился домой, решив, прежде всего, переговорить обо всем со своей женой Шарлоттой. «Не исключено, – думал Кегель, – что гестаповцы могут добраться и до моей семьи»...
Возвратившись домой, он сообщил Шарлотте неприятное известие. Они быстро пересмотрели все находящиеся дома записи, пытаясь найти то, что каким-то образом могло заинтересовать гестапо или дать повод для вопросов об их знакомстве с Ильзе Штёбе. Затем Кегель обсудил с женой, как и что ей говорить в случае его ареста. Шарлотта предложила Герхарду на некоторое время уехать в Швейцарию, но он отказался, побоявшись неосторожными действиями привлечь к себе внимание агентов государственной тайной полиции.
17 сентября в Бреслау умер отец Кегеля, и он уехал на похороны. Когда же в конце сентября Герхард возвратился в Берлин и вышел на работу, то понял, что сведения об аресте Ильзе Штёбе и Карла Хельфриха гестапо продолжает держать в секрете. В министерстве иностранных дел об арестованных никто не вспоминал. Сообщить в Москву об аресте «Альты» Кегель не мог: у него не было связи с Центром...
В конце сентября Кегелю позвонил советник Ламла. В 1941 году они вместе работали в германском посольстве в Москве, и Кегель еще тогда понял, что Ламла не просто сотрудник посольства.
Звонок Ламлы насторожил Кегеля. Он понимал, что этот человек, который уже год после их возвращения из Москвы ни разу не беспокоил его, просто так звонить не стал бы. Что-то серьезное заставило Ламлу вспомнить
Ламла, предвидя тревожные размышления, постарался успокоить Кегеля.
– Меня попросил один важный чиновник, фамилию которого я вам назвать не могу, уточнить некоторые данные...
Стараясь быть предельно любезным, Кегель спросил:
– Но смогу ли я чем-либо вам помочь?
Бывший заведующий канцелярией посольства Германии в Москве ответил:
– Думаю, что сможете, Герхард. Вспомните, перед тем как начать работу в русской столице, вы, насколько я знаю, трудились в Варшаве. Не были ли вы там знакомы с господином Гернштадтом? – Ламла секунду помолчал и добавил: – Его звали Рудольф, он работал корреспондентом газеты «Берлинер тагеблатт»...
– Да, конечно, – спокойно ответил Кегель. – В немецкой колонии в Польше все знали Рудольфа Гернштадта. До назначения на должность сотрудника внешнеторгового отдела посольства я тоже работал там иностранным корреспондентом. Мне приходилось сталкиваться с Гернштадтом. Но близко мы знакомы не были. Хотите, я вам дам совет? – спросил он затем.
– Не откажусь, – ответил советник.
– О Гернштадте мог бы вам подробнее рассказать бывший пресс-атташе и представитель НСДАП в Москве господин Штайн. В настоящее время он работает правительственным советником в министерстве пропаганды. Штайн был в свое время пресс-атташе в немецком посольстве в Варшаве и должен хорошо знать Гернштадта. Именно Штайн познакомил меня с Гернштадтом в Польше. Я был новичком в журналистике, а Гернштадт, как сказал Штайн, являлся лучшим немецким корреспондентом. Господин Мольтке, бывший посол в Варшаве, тоже дружил с Гернштадтом и мог бы вам многое рассказать о нем, – закончил Кегель.
– Штайна я смогу найти, а утруждать такими пустяками Мольтке мне не хочется. Меня попросили выяснить одну деталь, которую вы, возможно, случайно знаете. Необходимо уточнить, был ли Гернштадт немецким журналистом в Москве и был ли он выдворен из СССР в 1933 году.
Кегель рассказал, что, находясь в Варшаве, слышал от Штайна, что Гернштадт работал в Москве и то ли в 1933, то ли в начале 1934 года был выдворен из СССР с группой других немецких журналистов. Но как и почему это произошло, сказать не может.
– А вы не знаете, где сейчас работает Гернштадт? – поинтересовался Ламла.
– После возвращения из Варшавы я с ним ни разу не встречался, – ответил Кегель.
Ламла поблагодарил Кегеля, сказал, что этих сведений ему вполне достаточно, и на этом их разговор завершился.
На первый взгляд в вопросах Ламлы не было ничего подозрительного. Кегель еще раз тщательно проанализировал все вопросы советника, их последовательность и наконец понял, что Ламла, прикрываясь интересами какого-то третьего лица, хотел проверить, будет ли Кегель скрывать факт своего знакомства с евреем Гернштадтом, который давно исчез из Германии, и даже в гестапо не было данных о том, где он находится. Может быть, Ламла ждал, что Кегель скажет неправду? Скорее всего, именно для этого он и звонил. Видимо, гестаповцы всякими путями проверяют всех знакомых Ильзе Штёбе.