Алтарь страха (сборник)

Рассел Эрик Фрэнк

Колеблемый мир начинал качаться, держась на единственном самолете, летящем над ним. В Лондоне два смуглолицых иностранца, находясь в двадцати милях друг от друга, распаковывали и прятали контейнеры, содержащие шестьдесят процентов критической массы плутония. В нужное время куски сдвинут — но пока еще не сдвинули. Пока! В Балтиморе взвод поднятых по тревоге агентов секретной службы захватил цилиндр оксида тория, пристрелив его владельца и арестовав четырнадцать соучастников. В германском Эссене взорвалась реторта с радиоактивным фтором и восемьдесят рабочих быстренько превратились в тех, по ком звонит колокол. На десять человек больше пали жертвой

нового и пугающе опасного вируса проказы — феномена, призванного, по мнению профессионалов по сталкиванию людей в пропасть, облегчить человечеству дорогу к забвению. А самолет все летел.

Куинн ловко произвел посадку на естественной полосе близ Бисмарка, подальше от местного космопорта. Сначала на землю спрыгнул один из помощников Хансена, за ним Клер и Горовитц, который по-совиному заморгал, стоя на траве и озираясь.

— Может быть, вы и уроженец Марса, а может быть, и нет, — сказал, обращаясь к нему, Армстронг с высоты фюзеляжа. — И может быть, я сам розовый жираф. Жизнь полна различных «может быть», не так ли? — Он усмехнулся, показывая крупные белые зубы. — И вот еще одно из этих «может быть» — может быть, мы все-такй окажемся там, куда стремимся!

Горовитц не удостоил его ответом и лишь холодно блеснул стеклами очков, посмотрев на говорящего.

— Продержите его по крайней мере трое суток, — проинструктировал Армстронг агента, работающего на Хансена. — После этого передайте его ФБР. Делайте что хотите, но не дайте сбежать. Расшибите ему башку, если он хоть на шаг отойдет от вас.

— Я постараюсь, чтобы он остался в живых, — мрачно пообещал охранник.

— Ох, Джон, — Клер встревоженно подняла на Армстронга свои чуть раскосые глаза, — Джон, я…

— И может быть, мы еще увидимся, — сказал он. Он бросил ей конверт, который она подхватила и сунула в карман. — Оставайся с ними и присматривай за его змеиным величеством марсианином. Затем обратишься к Грегори. Все будет хорошо. За нас не переживай. — Он всмотрелся в ее черты, словно фотографируя на память. — Прощай, эльф!

Он закрыл дверь самолета, который сразу же оторвался от земли и быстро набрал скорость. Усевшись рядом с Куинном, Армстронг задумчиво наблюдал через стекло за оставшейся троицей, пока те не скрылись из виду.

— Этот башковитый очкарик такой же марсианин, как мой левый башмак, — внезапно сказал он. — Как говорят ирландцы, если я нормальный и он нормальный, значит, один из нас псих.

— Он может доказать свою нормальность, — сказал Куинн.

— И что из того? Предположим, что в конце концов мы докажем, что он лжец?

— А то. — Куинн ненадолго задумался. — Хороший лжец может изменить ход истории, сделав ее кровавой. Такие лжецы опасны. А я нутром чувствую, что он принадлежит именно к таким.

— Вот и я чувствую. — Покинув Куинна, Армстронг прошел по салону и сел рядом с угрюмым Хансеном. — Пересекаем границу. — Он кивнул в сторону расстилавшегося внизу пейзажа: — Вот и еще одно преступление — нелегальный въезд.

Хансен насмешливо фыркнул:

— Вот это меня и тревожит. Открытое неповиновение властям. Скверно. — Он с любопытством посмотрел на Армстронга: — Почему ты высадил свою зазнобу?

— В последнем раунде игры она нам ни к чему. Мы рискуем — пан или пропал. Я не хочу, чтобы она пропадала со мной. Так что пусть везет к Грегори письмо, в котором рассказывается о том, что уже произошло и что мы намереваемся сделать. А уж он постарается сделать выводы. — Армстронг помолчал размышляя. — Самое главное, она не поняла,

что я избавился от нее перед наступлением конца.

— Конца?

— Конца этой гонки.

— О, — недоуменно протянул Хансен.

Куинн покрутил ручку настройки и поймал конец сообщений о международных делах:

— …и сами по себе жители тех стран хотят войны не больше, чем мы. Как и мы, они испытывают тревогу и хотят лишь одного — чтобы все споры заканчивались мирным путем. Подобно нам, они верят в четыре свободы. — Голос диктора окреп. — К этому призывают их естественные инстинкты, инстинкты маленьких людей, которые хотят, чтобы их оставили в покое. Но им не позволяют опираться на эти естественные инстинкты, когда каждый канал средств массовой информации отравляет их сознание, вводя их в заблуждение относительно чувств и намерений их ближайших соседей; когда они вынуждены жить в обманчивом и иллюзорном мире, который преподносится им как смертельно враждебный, так что постепенно они вынуждены мчаться куда-то сломя голову, с саблей в руке, желая умереть при защите того образа жизни, которому никто и не угрожал. С неохотой и сожалением, с тяжелым сердцем, мы тоже вынуждены взять в руки саблю, дабы защитить все то, что нам дорого. И нет пути иного, нет альтернативы. Мы должны быть готовы к битве или к необходимости умереть!

Выключив радио, Куинн развернулся вместе с сиденьем и посмотрел на Армстронга. Тот в свою очередь глянул на Уомерсли и встретил его сердитый взгляд.

Армстронг повернулся к Хансену:

— Диктор, разумеется, прав. В нашей стране, я бы сказал, нормальных больше, чем в любой другой, однако же, если психи остального мира соберутся в стадо, нам не уйти от решающей схватки.

— А может, оно и к лучшему, если мир втянется в заваруху, — предположил Хансен. — Тогда все будут настолько заняты, что не обратят внимания на такую мелочь, как мы. У копов и ФБР появятся цели покрупнее.

— Ты ведь так не думаешь, я знаю. Ради того чтобы о тебе забыли, ты же не позволишь миру разлететься вдребезги.

— Да нет, конечно. Так и быть, останусь вечным скитальцем. — В темных глазах Хансена отразилась задумчивость. — По-моему, как нация мы не производим впечатления воинственной толпы. Мы не из тех, кто жаждет крови. Если где-то что-то и начнется, то начнем не мы. Может быть, это потому, что у нас меньше психов или больше нормальных.

— Может быть, — согласился Армстронг.

— Я понял, что ты задумал какой-то план, — продолжал Хансен. — И я не сомневаюсь, план настолько безумный, что даже дебилы всего мира признали бы тебя сумасшедшим. Но одного я не могу понять — как ты собираешься оказать влияние на них? В Америке ты еще можешь рассчитывать на трезвомыслящих людей, но какой в этом смысл, если ты не в состоянии выбить почву из-под ног у миллионов психов? И когда они соберутся в стадо, тут такое начнется!

— Однажды в детстве мне довелось видеть охваченное паникой стадо скота, — сказал Армстронг. — Около четырех сотен голов. Они двигались по кругу, устремив головы в одну сторону, и вдруг меняли направление движения, сами не зная почему. Так они мотались туда-сюда, пока на дороге им не попались два ковбоя, затеявших отчаянную драку. Стадо притормозило, немного покружило, опять притормозило и наконец остановилось. В конце концов коровы столпились вокруг дерущихся и принялись наблюдать за схваткой. Когда драка закончилась, коровы уже и забыли, что их так напугало. — Он ткнул Хансена локтем под ребро: — Зрелищная диверсия, понимаешь?