Алтарь Тристана
Шрифт:
– О ком? – Александра поняла, что теперь можно задавать вопросы. – Это ваши близкие? Родные?
– Как посмотреть. – Георгий пожал плечами, взгляд вновь принял отсутствующее выражение. – Есть у меня родные, которые мне совсем не близки. Не родные, нет. Родственниками мы не были, я просто знал одного из погибших. Еще давно, когда мы оба жили там… В Казахстане, в Караганде.
Он неопределенно махнул рукой куда-то в сторону витринного окна.
– Потом я уехал в Германию и вот в начале двухтысячных вдруг встретил его здесь, в Москве, в церкви. А вы-то слышали об этом убийстве? – спросил Георгий после короткой паузы.
– О каком убийстве, простите? – осторожно переспросила Александра.
Последний вопрос поселил в ней подозрение, что собеседник слишком
– И вы не слышали! – кивнул Георгий с видом полного удовлетворения. – Все забыто, я же говорю. А тогда о нем все шептались… Это случилось здесь, рядом, на Петровке. Я мог бы показать вам дом, но не могу на него смотреть. Уж простите… Это произошло осенью, в октябре… Нашли два трупа в квартире, принадлежавшей ордену иезуитов. Убили двух священников. Убийцу скоро нашли, он что-то плел в свое оправдание, но был осужден как виновный. Кто-то плакал, кто-то молился, кто-то сплетничал. А теперь, видите, все забыто… Отец Отто Мессмер – это и есть мой земляк, и еще с ним был убит отец Виктор Бетанкур. Вы хоть имена этих священников помните?
– Я их вообще слышу впервые! – призналась Александра. – Должна вам сказать, я не прихожанка этого храма и не католичка. Я крещена в православие, в детстве, бабушкой, но вообще далека от церкви. Разве зайду где-нибудь фрески посмотреть, иконы, витражи…
– Но заходите же! – заметил собеседник. – Значит, церковь вас зовет.
– Не сама церковь, но…
– Не спорьте, – мягко возразил Георгий. – Вы ходите именно в церковь, не в музей и не в выставочный зал, где иконы и витражи бывают куда как лучше! Просто сейчас церковь говорит с вами на языке, который вы пока не понимаете. Однажды вы поймете, что она вам хочет сказать, и уже останетесь в ней сознательно.
– Хорошо, – сдалась художница, – спорить я не буду, не о чем. Говорить о том, что еще не произошло, вообще не в моих правилах…
Она ощущала глухое раздражение. Этот человек, совсем ее не знавший, живший какой-то очень далекой и непонятной ей жизнью, говорил о ее будущем с видом полного на то права; и самым удивительным было то, что его слова, как будто случайные, находили отклик в ее сердце.
Собеседник, казалось, уловил настроение Александры и заговорил другим, безлично-любезным тоном:
– А вам, как художнику, понравилась наша церковь? Говорю «наша», потому что хожу сюда, когда живу в Москве. Я ведь на две страны существую.
– Церковь интересная, – в тон ему, любезно ответила Александра. – Хотя, честно вам скажу, меня больше привлекает архитектура более ранних эпох. Там классицизм, а я, если на то пошло, поклонница романского стиля, готики. В Москве таких старинных католических храмов нет, конечно. Больше всего мне понравились статуи. Сам Святой Людовик, например… Он немножко сусальный, конечно… Но очень выразительный.
– Да, да, статуя прекрасная…
Потеплевшие было глаза собеседника вновь приобрели отсутствующее выражение, словно тема разговора перестала его привлекать. Взгляд устремился в окно, но был прикован не к фигурам спешивших мимо прохожих, а к некоей неведомой цели. Александра допила кофе, съела пирожное и уже собиралась распрощаться, но Георгий внезапно заговорил снова, словно продолжая фразу, с которой начал свои откровения.
– Сперва он убил отца Виктора, но не ушел, а сутки оставался в квартире и пьянствовал… Спокойно выходил за спиртным в магазин, в рубашке, испачканной кровью, затем возвращался в квартиру, где лежал труп… Потом приехал из командировки второй священник – это был отец Отто, занимавший другую комнату. Убийца не ожидал, что сосед появится, и убил его тоже, чтобы скрыться. Это было двадцать седьмого октября…
– Ужасно! – содрогнулась Александра. – Но по какой причине он это сделал? Почему?!
– Кто
– Прошло столько лет… – Александра решилась нарушить вновь повисшее молчание. – Видно, это и впрямь был очень значимый для вас человек, если утрата до сих пор так свежа.
– Да, конечно… Но есть еще кое-что! Дело в том, что я мог тогда погибнуть тоже. – Георгий выдержал многозначительную паузу. – Мы должны были увидеться с отцом Мессмером по делу, он назначил мне встречу на вечер двадцать седьмого, как раз когда вернется из Германии… Был один срочный вопрос, который нужно было спешно решить. Но я не смог прийти, стыдно сказать, по какой причине… – Георгий тяжело перевел дух, глядя в сторону. – Ведь я когда-то очень сильно пил, – признался он, все еще избегая взгляда Александры. – Просто до беспамятства… Запоем… Приходил в себя, занимался делами, вел бизнес, потом опять срывался. Мне никто не мог помочь, да я сам не хотел себе помогать. Жена, уже в Германии, не выдержала и ушла от меня с детьми. Я был совсем уже на краю, когда встретил отца Мессмера, случайно, в церкви. Вот здесь, в Святом Людовике, как раз у его алтаря… Я тогда не молился даже… Просто стоял, полупьяный, и чего-то ждал. Он подошел, заговорил со мной, потом оказалось, что мы знакомы, земляки, общались на родине. Я его едва узнал. Он оказал мне большую поддержку, и я начал бороться… Запои еще случались несколько раз, но я выходил из них легче… Последний случился накануне его гибели. Когда убивали священников, я был пьян, как их убийца… Понимаете? Как их убийца! С тех пор я к спиртному совсем не прикасаюсь… – Он растер ладонью покрасневший лоб и взглянул на женщину, молча сидевшую напротив. – Я никак не могу понять, что тогда произошло? – спросил он не то ее, не то себя самого. – Почему я вдруг напился, да так ужасно, ведь этого давно уже не случалось? Благодаря этому я, получается, остался в живых. Но если бы я не напился, а пришел в указанное время, может быть, я смог бы предотвратить убийство отца Отто? На двоих убийца не напал бы. Я следил за судебными заседаниями… Это было ничтожество, дегенерат с уголовным прошлым. Он не напал бы на двоих, он и священников убивал поодиночке, ударом в затылок. От нас двоих он попросту бы убежал…
– Не думайте об этом! – подалась вперед Александра. – Вы не можете знать, как бы все повернулось…
Ей было по-настоящему жалко этого человека, лишившегося поддержки, которую он однажды нашел, бесцельно кружащего между церковью, где он встретил надежду, и улицей, где погиб подаривший ее священник.
– Конечно, не могу, – признал Георгий. – Но эти мысли меня не оставляют. Потому я и решил сделать алтарь. Конечно, не такой грандиозный, как наш алтарь Святого Людовика… Я хотя и крещен с детства, но, пока в эту церковь не зашел, не знал, что есть такой святой. Потом уж мне отец Мессмер и историю его рассказал, как король Людовик Девятый устраивал крестовые походы, как умер в Тунисе, со своим сыном Тристаном… Казалось бы, я был взрослый человек, побитый жизнью, а слушал, как сказку, и мне почему-то веселее становилось… Хотя веселиться тогда было не от чего…
– У Святого Людовика был сын по имени Тристан? – перебила Александра, удивленная внезапно мелькнувшим именем, о котором она часто думала последние дни.
– Да, совсем молодой юноша, лет двадцати, – кивнул Георгий. – Когда войско стояло в Тунисе и ждало подкрепления, начались эпидемии. Юноша умер первым, вскоре за ним последовал и отец. Жалко, я не смогу вам рассказать так увлекательно, как рассказывал отец Мессмер! У меня такого дара нет. У меня, – мужчина улыбнулся с печальной иронией, – нет вообще никакого дара!