Алтарь
Шрифт:
– Да, извините, – успокаивающе вскинул руки колдун. – Наверное, действительно обознался.
Он быстро вернулся за столик к Тане, взял салфетку и стал тщательно оттирать кончик пальца.
– Что там? – спросила Танечка, бросив быстрый взгляд на циферблат наручных часиков.
– Ерунда, обознался, – отмахнулся Пустынник и взял вторую салфетку.
– А бабенка-то у него ничего, – преувеличенно громко отметили за шумным столом. – Сема, может, снимем ее на компашку?
– Ща, сделаем, – поднялся парень, что сидел рядом с Ретневым, и прямым ходом направился к Тане. Навис
– Может быть, сперва спросите у меня, молодой человек? – скромно поинтересовался маг.
– А ты что, против?
– Я? – Пустынник пожал плечами, задумчиво навел указательный палец парню на голову, потом на грудь, на низ живота. – В общем, если дама не против, я тоже возражать не стану…
– Ну тогда… – выпрямился незваный кавалер. – Тогда… Тогда… Тогда я сейчас вернусь…
И он побежал к двери в туалет.
– Чего это с ним? – с удивлением оглянулась женщина.
– Ребята много выпили… – отведя взгляд, улыбнулся колдун. – Сока там, минералки. А организм – он ведь не бездонный. Сливать иногда излишки требуется.
Таня хмыкнула в кулачок, потом опять скосила глаза на циферблат.
– Что ты все на часы глядишь? – не выдержал Пустынник.
– Мне сказали, – посмотрела прямо ему в глаза Таня, – что ровно через четыре часа ты убьешь человека. Время подошло. Вот и думаю, правда или нет? – Она еще раз оглянулась на захлопнувшуюся дверь с надписью «м/ж». – С ним ведь все в порядке, правда?
– Разве можно убивать людей только за то, что ты понравилась им так же сильно, как и мне? – удивился маг, зажег в пламени свечи использованные салфетки и кинул их в пепельницу. – К тому же слухи о том, что можно лишить смертного одним лишь взглядом, сильно преувеличены.
– А за что можно?
– За что? – Пустынник в задумчивости почесал нос. – За что… Ты хочешь знать правду?
– Да.
– Очень часто людей убивают только за то, что они есть, – тихо ответил маг, глядя, как превращается в пепел салфетка с последними крупинками заговоренного сала и волос. – За то, что они живут там, где хочется жить кому-то другому. За то, что они смеются, когда другим грустно. За то, что они думают не о том, о чем привыкли думать другие. Впрочем, все это – уж слишком возвышенно. Потому, что иногда люди кажутся всего лишь куском мяса на двух ногах. А кое-кому регулярно требуется обедать. Кстати, где наше жаркое?
– Ну тебя, – вздрогнула Таня. – После таких слов у меня всякий аппетит пропал!
– Если тебе от этого станет легче, – усмехнулся Пустынник, доставая и открывая коробок, – то чаще всего в людях ценится не вес и жирность, а духовность, деятельность и богатство. И убивают их не ради шкурки, а за то, что свою горсть золота они выгребают из чужих карманов.
Он внес край коробка с прилепившимися к нему ворсинками в пламя. Жир затрещал от жара, волосинки начали скручиваться, полыхнули крохотными огоньками – в тот же миг пламя вспыхнуло на их собратьях, спрятанных в автоматную гильзу. Нитропорох превратился в ослепительную вспышку, разнося в стороны ни в чем неповинный горшок, а выбитая через трубку пуля рванулась вверх, к потолку.
Пустынник опустил коробок и тщательно затушил тлеющий край о пепельницу.
– А-а! – взревел кто-то за его спиной. – Кто стрелял?! Кто стрелял?! Всех перебью, падлы!
Таня машинально посмотрела на часы, сглотнула. Подняла глаза на своего спутника:
– Четыре часа…
– Это случайное совпадение, Танечка.
– Ты даже не оглянулся, Толя!
– А чего я там не видел? Обычные бандитские разборки. Какое мне до них дело?
– «Скорую»! Вызовите кто-нибудь «скорую»! Зёва! Коля! Потерпи, потерпи маленько! Сейчас все будет нормально…
Еще минуту назад самоуверенные и сильные, мужчины метались по ресторану, точно перепуганные ястребом фазанята, не зная, куда прятаться, кого ловить и за что хвататься. Пустынник вздохнул:
– Здесь становится слишком шумно, любимая моя. Давай пойдем куда-нибудь в другое место?
Он встал, протянул женщине руку. Однако Таня осталась сидеть на месте, глядя прямо перед собой. Колдун поморщился: место, куда с секунды на секунду могла примчаться полиция, было не лучшим для выяснения отношений. Он обошел столик, наклонился к женщине и прошептал ей в самое ухо:
– Кажется, подруга наговорила тебе слишком много. А она не забыла сообщить, что наш с ней мир не так спокоен, как ваш, и что в нем приходится постоянно бороться за свою шкуру? И что наши схватки далеко не всегда видны со стороны? Все мы разные, единственная моя. У всех есть достоинства и недостатки. Нужно принимать друг друга такими, как мы есть. Наверное, у меня есть только одно достоинство: я люблю тебя, Таня. Мне не нужен никто и ничто, кроме тебя. Не оставляй меня, Таня. Без тебя этот мир станет совсем мертвым.
И он снова предложил ей руку. Женщина что-то прошипела сквозь зубы, однако оперлась на ладонь, встала из-за стола, пошла к выходу. Пустынник чуть задержался, сунул служке наугад несколько банкнот, нагнал спутницу, открыл перед ней дверь ресторана, потом дверцу «восьмерки», сел за руль.
– А теперь, – требовательно заявила она. – Теперь рассказывай мне все! Все – от начала до конца! Или немедленно отдавай ключи и уметайся из моей жизни! Ну давай, рассказывай!
– О чем? – Пустынник лихорадочно соображал, как выкрутиться из неожиданной западни.
– Обо всем! О том, почему Валю убить угрожал?! Почему тут кого-то убил? Что тут вообще вокруг творится?! Ты ведь вампир, да? Валя говорила, что ты вампир!
– Угу, – с некоторым облегчением кивнул Пустынник. – Весь рот в крови.
Теперь, когда он понял, что наговорила смертной местная ведьма, можно было прикинуть, как правдоподобнее объяснить свои поступки.
– Да, я колдун, – признался он. – Так уж сложилась жизнь, что я стал колдуном. И так получается, что я вынужден жить по законам мира магии, а не мира людей.