Альтер Эго. Обретение любви
Шрифт:
Глава 24. Решение
Сергей курил и курил, кухня давно наполнилась дымом, на плите, испуская струи пара и гремя крышкой, перекипал чайник, но Сергей не выключал его. Он задумался, смотрел в окно на полосы раннего восхода над домами. Быстро прошла белая ночь, слишком быстро.
Сергей так и не лёг больше, он не хотел спать и не хотел близости с Сашей. Слишком больно будет потом — это он понимал.
Он думал и вспоминал все эти месяцы, их переписку с Алекс. Какое же это было счастье, думать, что он любит женщину. До того, как он узнал Алекс, Сергей был уверен на
Он вспомнил не прошлое, а вчерашний день, то, как ехал на вокзал, и когда поворачивал с Невского на Лиговский, из крайнего ряда подсунулась на кирпично-золотом щегольском «Опеле» какая-то баба, он давно уже следил за ней в боковое зеркало — она рыскала из ряда в ряд и наконец стала подрезать Сергея. Он не пустил, резко просигналил. Серей никогда не уступал дорогу дамам, когда дело было за рулём. На трассе он не был кавалером, не признавал разделения на сильный и слабый пол. Правила для всех водителей равны. И вообще, странно, что женщины за рулём ждут от мужчин галантности, ведь сами они бессовестно нарушают.
Хозяйка «Опеля» притормозила, но лицо у неё при этом сделалось каменное, неженское, губы плотно сжались, глаза прищурились. И чего, интересно, она ожидала? Что Сергей, как рыцарь, станет уступать ей дорогу? Было бы кому. Разве ЭТО женщина? Бизнес-леди, гренадер в юбке, конь с яйцами. Хотя на вид — лощёная, как и её машина, лицо холёное, волосы покрашены в модный золотисто-русый цвет, макияж резкий, чистого золота без камней серьги с николаевский пятирублевик оттягивают уши. А взгляд её как будто покрыт лаком, жизни в нём нет, ни эмоций, ни заинтересованности — как у восковой куклы. Сергей ненавидел таких женщин, уж лучше проститутки — те откровенно продаются за деньги, а эти кичатся своей мнимой порядочностью, но хуже самых последних продажных тварей, потому что жестоки. Как можно быть нежным с таким монстром, напролом лезущим по головам к намеченной цели?
Если рядом с такой окажется слабый мужчина, то она превратит его в половую тряпку, ноги об него станет вытирать, унижать каждую минуту, доказывать своё превосходство, тыкать носом в любой проступок или ошибку. Сильный же мужчина с такой не то что в постель… Да что там говорить! Мужчина, если он с юности привыкал к ласке и воспитывался в ней, никогда не изменится, научится притворяться, но не изменится, а женщины легко променяли свою нежность и уязвимость на эмансипацию и феминистские лозунги. К чему же теперь уступать, быть рыцарями и джентльменами?
Мужчины и женщины давно выбрали противостояние.
Вопросы силы духа сложны. Если женщина во время скандала бьёт чашки о стены — это нормально, а вот мужчина должен быть сдержан. Она устраивает истерики и кричит — он молчит, его так воспитали, ведь он — мужчина. Она позволяет себе чувствительные слёзы во время душещипательного американского фильма — он молчит. Она сюсюкает с детьми — он молчит. Его дело платить за всё и при необходимости защищать. А потом от него вдруг требуют чувствительности, упрекают в том, что он не умеет любить, что он просто чурбан. Не смешно ли? И по отношению к кому проявлять чувства? Вот к такой, как эта стерва в «Опеле»?
Знал Сергей и других женщин, вернее, девочек — в училище они были его партнёршами. Вместе росли и взрослели, когда в программе старших классов
Но что запретного или недоступного скрывалось в теле девочки-подростка, с которой Сергей танцевал «Щелкунчика»? В образ Маши, который она воплощала, он мог бы влюбиться, но в неё саму — нет. Вне сцены, в балетных классах, на перерывах, когда Сергей и она не были заняты танцем, Вика была такой измученной и непривлекательной, с устало опущенными плечами, вечно в каких-то растянутых гетрах или рейтузах, в длинных кофтах домашней вязки.
Он жалел её, даже, может, целовал в губы, но не любил. Она его не волновала ни своими неразвитыми формами, ни робкими прикосновениями. А на других он тем более не обращал внимания. Ему хотелось славы и красивой обеспеченной жизни. Может, потому, что мама внушила ему: НЕЗАВИСИМОСТЬ — есть главное человеческое счастье. Не зависеть от рубля.
Нет, он не смог бы с Викой, даже при самом искреннем желании. Они и не пытались.
И дальше с женщинами выходило глупо, а хорошо только с Алекс, но ее он придумал. Сергей улыбнулся по-доброму, застенчиво. Он и теперь ещё любил Девушку-Которой-Нет. Ту, что он увидел в своём воображении. С ней бы у него получилось.
Сколько раз он пытался представить себе Алекс — какая она. И вот…
Но тогда он ничего не знал и надеялся. Алекс понимала. От письма к письму ответы её становились не то чтобы откровеннее, она с самого начала была откровенна. Стоп! С первого слова все письма Алекс — были ложь. Или нет? Ведь о себе Саша рассказывал, ничего не придумывая и не скрывая. Ничего, кроме одного — что он не женщина. Смешно, если бы не было так грустно. Почти как в кино «В джазе только девушки»: «Я вообще не женщина», — говорит герой. «Это не имеет значения», — отвечает влюбленный миллионер.
Нет, не смешно. Сергей так часто думал о ней! Он всё время думал о ней, с той новогодней ночи, когда они познакомились. И всё, что он знал о ней — это имя. Алекс. И ещё, что она прекрасна…. волшебно прекрасна. Как Одетта или Жизель. Разве этого было мало, чтобы полюбить?
Он жадно вчитывался в её письма, в которых она оставалась очень сдержанной. На горячие признания Сергея сначала не отвечала, как будто их не было.
Он думал, что она смущается и боится этих разговоров, давал себе слово не касаться запретных тем и не мог сдержаться. Говорил снова и снова. О том, что влюблён, очарован, хочет увидеть её глаза, коснуться руки и губ. Алекс не отвечала. Во всём кроме этого она оставалась предельно открытой, а вот есть ли в ней хоть капля ответного чувства, Сергей понять не мог.
Но кроме этого запретного и неведомого он много узнал о ней.
Постепенно её жизнь стала частью жизни Сергея. С каждым письмом он всё восторженней влюблялся. Хотя в письмах Алекс не было ничего особенного, в её маленьком городишке ничего не случалось и праздники походили на будни, но то, КАК она рассказывала об этом, часто вызывало у Сергея слёзы. По его просьбе она говорила ему, как прошел её день, но житейскими проблемами делилась мало и неохотно. Еще реже делилась воспоминаниями. Была в ней какая-то настороженность пугливой лесной птицы. Постепенно она подлетала ближе, доверялась, но в руки так и не давалась.