Альтернативная история всего

Перемолотов Владимир Васильевич

— Тоска! Старье! За что кормлю тебя дармоеда!

Ирокезов младший бледнел, скрипел зубам…

Если б не поиск скрытого в смирении смысла жизни — убил бы гада и дело с концом, но…

Кончилось все тем, князь выгнал его из города, запретив появляться там до тех пор, пока тот не придумает чего-нибудь новенького. Три дня герой и сын героя плутал по лесу, пока не наткнулся на небесный дом. Ел грибы, ягоды, благо лес был щедрым, и этого добра хватало. Все бы ничего, если б не дождь, короткая рубаха и босые ноги. Время от времени он во весь голос высказывал

свои самые сокровенные мысли о князе, о данном папаше слове, о принципах воспитания смирения и его роли в выстраивании жизненного пути, однако, несмотря на бушующий в душе праведный гнев, Ирокезов младший понимал, что выбраться из этого щекотливого положения ему поможет только новая сказка. Взглянув на небесный дом и вышедших из него клещей, он подумал:

— Пусть начало будет обычным, как тут принято: «В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, под управлением сильномогучего князя жили-были дед да баба. Жили они в чаще леса, под развесистой березой…»

Дальше дело встало. Некоторое время сказочник задумчиво смотрел на небо. Не найдя там ничего такого, что можно было бы вставить в сказку он перевел взгляд вниз.

Трава на поляне шевелилась. Привстав, он увидел, как, раздвигая траву, чуть в стороне от него, прокатился небольшой коричневый шар. Сказочник посмотрел на клещей, продолжавших препираться, на березу, на шар и решил идти за ним.

Клещи и береза дали ему начало сказки, а шар мог дать ее продолжение. Он отпустил шар шагов на двадцать вперед и пошел следом, не выпуская его из виду.

— Итак, жили-были дед и баба. Жили они в самой середине леса под развесистой березой и под управлением князя…

В животе у него заурчало. Желудок напоминал, что неплохо бы подкрепиться, например, куриной лапшой. Думая об этом и рассматривая шар, Ирокезов-младший понял, что больше всего он напоминает ему ковригу хлеба. Хорошо пропеченную, с хрустящей корочкой.

— Вот однажды испекла баба каравай. Нет, не каравай, а колобок… — поправил он сам себя. — «Хороший получился колобок, пышный да румяный, а внутри — изюминка.»

Мысли Ирокезова вновь отлетели в область гастрономии. Задумавшись, он упустил момент, когда самокатная диковина остановилась. Она издала тонкий мелодичный свист и завертелась на месте. Герой поднял глаза. Впереди, на пеньке, столбиком стоял заяц и во все глаза смотрел на свистящий колобок.

«Тоже, верно, голодный», — с симпатией подумал сказочник. Глаза у зайца горели. Колобок, не приближаясь к пеньку, обкатился вокруг него, что-то высвистывая, и отправился дальше. Заяц же заверещал и, сбросив оцепенение, резво сиганул в кусты.

— Вот тебе и съел, — философски подумал Ирокезов-младший, — самого чуть не съели.

Колобок покатился дальше, а следом, осторожно ставя босые ноги, пошел сказочник. Дождь кончился. Выглянувшее солнце пекло спину. В голове у путешествующего не по своей воли сказочника, постепенно складывалась новая история.

— Сначала заяц, потом волк, ну может быть медведь. А вот что дальше?

Через полчаса они подошли, к небольшой речушке. Бревна рядом не случилось

и изгнанник, подтянув рубаху повыше, перешел её вброд. Колобок же, докатившись до берега, упруго оттолкнулся и перелетел на другой берег.

— Правильно, — рассудил сказочник, — рыба нам не нужна. О чем с рыбой разговаривать? Это ведь не попугай…

Уже не думая о еде, он наблюдал за колобком. Нужно было решать, чем заканчивать сказку.

Он вспомнил княжеского сына — шустрого мальчишку, вечно норовившего удрать из дома: то ли в лес за ягодами, то ли на реку за рыбой, и понял, чего ему не хватает. Морали. В памяти всплыл голос няньки, выговаривающей ребенку:

— «Не ходи в лес, там медведь живет, вот он тебя задавит!»

— Ладно — подумал Ирокезов — младший. — Сперва заяц, потом волк, потом медведь, а потом его сожрут. Чтоб без спросу в лес не бегал. Лиса, например, или хорек.

….Раздвигая траву Искатель катился по одному ему ведомому маршруту, а вслед ему, шевеля губами, смотрел Ирокезов младший. В шевелении его губ уже можно было угадать:

— Я от дедушки ушел, Я от бабушки ушел.

А от тебя, дружок, и подавно уйду.

Таким образом, было положено начало созданию древнерусского фольклора.

Глава 6

Седьмая история.

Звезды на востоке медленно теряли свой блеск.

Сквозь предутренний туман, поднимавшийся с реки, они казались неясными и ненадежными, словно эскимо на солнцепеке, но это только добавляло им прелести. Нежный романтизм, определенно присутствовавший в атмосфере, смягчал шоколадную горечь сформировавшегося в голове Ирокезова младшего образа.

Небо светлело, приобретая ту легкую прозрачность, какая разливается в воздухе перед самым рассветом, воздух чистотой и свежестью ласкал обоняние, а тишина….

Впрочем, о тишине ничего нового не скажешь. Тишина была самого высокого класса, не гробовая, конечно, а возвышенно-торжественная. Такая бывает в то мгновение, когда дирижер военного оркестра уже решил взмахнуть своей палочкой, но рука его еще не знала об этом.

Собственно, именно тишина, да еще редкая прозрачность атмосферы и привели Ирокезовых в Баальбек. Полтораста лет назад они случайно открыли для себя это место и сумели оценить его прелесть.

Теперь несколько раз в году они обязательно находили возможность вернуться сюда и посидеть на клочке Ливанской земли, поднятым метров на двадцать в небо, чтоб в день весеннего равноденствия насладиться восходом солнца.

Ирокезов младший лежал на охапке тростника, подперев руками голову, и медитировал. Отец устроился рядом на скрещенных ногах. И сын, и отец смотрели на восток, дожидаясь первых лучей, изредка поглядывая вниз. Там, у подошвы холма, недалеко от реки жались друг к другу два десятка хижин, презрительно обозванных Ирокезовым младшим «шалашами». Над хижинами вился легкий дымок, полосовавший предрассветное небо.

— Вот гады! — раздраженно сказал Ирокезов младший, выплывая из нирваны. — Где хотят, там и селятся! Ну что за люди!