Алтынай
Шрифт:
Опухоль спала, лицо приобрело нормальный вид, только левый глаз был обрамлен желтоватым кругом, но это не бросалось в глаза.
Было воскресенье. Через полчаса он должен быть в доме Алтынай.
– Может, галстук? – подошла к нему мать. У нее через руку было перекинуто несколько галстуков.
– Нет, мамуль! Я в галстуке чувствую себя каким-то павлином.
– Ну ладно, – вздохнула она. Потом протянула сыну маленькую иконку. – На, возьми, она тебе поможет!
– Мам, ты что? – Саша с изумлением посмотрел на нее. – Я же иду к мусульманам! Какая иконка?
– Ты к людям идешь, а не к мусульманам! – строго сказала она. – Пусть Бог разбирается, кто есть кто!
– Салам
– Алейкум ассалам! – ответил ее отец, Кенесбек Атымбаев.
Остальные сидели, не поднимая глаз. Всё семейство было в сборе.
– Проходи, садись, – отец Алтынай протянул руку в сторону скамейки возле стола.
Саша разулся и осмотрелся, ища тапочки. Тетушка Рая поспешно достала из-под шкафчика тапочки и молча протянула их Саше. Он прошел и сел к столу. Громко тикали настенные часы, билась об оконное стекло муха.
Алтынай сидела в левом углу, судорожно сцепив пальцы в кулак. Ее бледное лицо было опущено вниз.
Надир сидел рядом с отцом и равнодушно смотрел в сторону. Тишина стала непереносимой!
– Ну что же, Саша, говори, раз пришел, – и Кенесбек повернулся к дочери: – Выйди-ка, Алтынай, пока мы тут побеседуем!
– Нет! – твердо сказал Саша. – Извините, ата, пусть она слушает! Речь будет о ней.
– Ну хорошо! – нахмурился Кенесбек. – Может, это и к лучшему.
Он выжидающе посмотрел на Сашу.
Саша положил руки на стол и сцепил пальцы. От внутреннего напряжения на его лице стала проступать бледность.
– Ата! Я люблю вашу дочь, – он твердо посмотрел в глаза Кенесбеку. – Надеюсь, что она тоже любит меня. Я прошу у вас, – он посмотрел сначала на тетушку Раю, потом снова на отца Алтынай, – отдать ее мне в жены!
Краем глаза Саша увидел, как Алтынай сильно покраснела.
Кенесбек внимательно посмотрел на него.
– Значит, ты пришел свататься? – он криво усмехнулся. – А что же без соблюдения обычаев? И вот с этим? – он показал на синяк Саши. – Где твоя семья?
Саша почувствовал издевку в его словах.
– Ата! Вы знаете, что мой отец давно умер, – спокойно ответил он. – А мама решила не идти со мной, учитывая сложившуюся… э-э… ситуацию! Она считает, что лучше будет, если говорить будут только мужчины. В нашей семье, кроме меня, мужчин больше нет. Так что вам придется обсуждать этот вопрос со мной.
– Ну хорошо! – вздохнул Кенесбек.
Он встал, подошел к окну и стал смотреть на улицу. Потом повернулся к Саше.
– Я скажу тебе нет! – и, чуть помолчав, повысил голос: – Твердое нет!
Боковым зрением Саша увидел, как Алтынай еще ниже опустила голову.
– И объясню, почему! – Кенесбек вернулся и снова сел за стол. – Алтынай у меня одна дочь. Так захотел Аллах, – он поднял глаза вверх. – И она воспитывалась как настоящая казашка. У нее все наши обычаи в крови, – он чуть помолчал. – Почитание отца с матерью, уважение к старшим, к своему роду. К нашим негласным законам и обычаям. Сейчас эти обычаи разрушаются. Особенно в городе! А ты знаешь, что происходит с народом, когда разрушаются его обычаи и законы? Недавно в городе трое молодых подонков, то ли пьяных, то ли обкуренных, избили пожилого человека, когда он сделал им замечание. Они били его лежачего. Ногами. И они, и этот пожилой человек были казахами! Когда такое было?
Саша невольно посмотрел на Надира. Тот медленно стал заливаться краской.
– В ауле их бы забили насмерть камнями. А их родителей вышвырнули бы из аула в степь, на погибель. А тут – мелкое хулиганство и 15 суток. Человека же не убили!
– Я украинец, – тихо возразил Саша.
– Да какая разница, – с досадой махнул рукой отец Алтынай. – Все вы одной веры. Вернее, ее видимости: на Рождество и на Пасху. А в остальное время вам на вашу веру наплевать! Вы живете на нашей земле как временщики, – Кенесбек провел ладонями по своему лицу. – О Алла бисмилла!
Все подавленно молчали.
– А теперь лично о тебе. Когда я встречал вашу пьяную компанию в поселке, у меня сердце кровью обливалось. Я представлял себе, как Алтынай тащит пьяного мужа домой через весь поселок.
Настала очередь краснеть Саше. Его лицо горело.
– А мои внуки? – продолжал бить наотмашь Кенесбек. – Кем они вырастут возле пьяного отца?
Саша попытался возразить, но Кенесбек выставил ладонь вперед:
– Обожди! Я еще не закончил. Что моя дочь получит, выйдя за тебя замуж? Твои 100 тысяч тенге в месяц? Это всё, на что ты способен? Что ваша семья будет кушать, когда она родит и будет вынуждена сидеть дома с ребенком? Да! У твоей мамы домик, огород, скотина. Всё, что она заработала с мужем за всю жизнь. Но твоих денег не хватит не только на вашу жизнь, но и на поддержание того, что есть. Ни один уважающий себя отец не отдаст свою дочь в такую нищету! Я обосновал свой отказ? – Кенесбек опять встал и подошел к окну.
Все молчали, подавленные нарисованной картиной. Оглушительно жужжала муха.
– Что-то еще нужно? Или и так всё понятно? – повернулся он к Саше.
– Более чем! – глухо проговорил Саша. – Но позвольте и мне сказать!
Отец Алтынай кивнул: мол, давай, оправдывайся.
Часы пробили час дня.
– По поводу земли и моего народа, – начал Саша. – Мы живем не на вашей земле. Мы живем на своей земле. В этой земле лежат уже три поколения моей семьи. Мои прабабушка и прадедушка пришли на эти земли, когда здесь была только степь. Вместе с ними пришли люди со всех концов страны – тогда СССР. Даже из Ленинграда. Нужно было построить в этой степи железнодорожный узел. А к нему поселок. В котором мы все сейчас живем. Ваш род зимой уходил на юг со своими табунами овец и лошадей. Потому что зимой здесь была смерть. Минус 40, снег и бураны. Вы уходили от этой зимы. Я не осуждаю вас за это. Вы спасали свой народ от гибели. Но в это же время мои предки рыли в земле норы, которые назывались землянками, и продолжали строить эту проклятую железнодорожную станцию. Я извиняюсь за пафос, но по-другому не передать, что тогда творилось на этом месте, где мы с вами сейчас сидим. Людей не могли похоронить неделями, потому что нельзя было вырыть могилу. Ее надо было выдолбить в промерзшей земле. Теперь в этом поселке живете вы и ваши родственники. Вам не надо никуда уезжать зимой. Посмотрите на ваши мавзолеи и на наши кладбища. Ваших могил намного меньше, чем наших. Не потому, что вы меньше умирали. Вас просто здесь не было каждые почти полгода. И так по всему северному Казахстану. Спросите своих аксакалов, что они помнят об этих местах в то время? Голая степь, ковыль, и всё! Сейчас города, дороги, в том числе и наша железная дорога, заводы, электростанции и прочее. Всё это построили те самые люди, о которых вы сейчас говорили без всякого уважения. Сами бы вы ничего не построили. У вас не было на это денег, инженеров, ученых, рабочих и просто понимания, что нужно делать.