Алуиты. Сохраняющая равновесие
Шрифт:
Нет ничего круче летних каникул. Не надо никуда спешить, не надо рано вставать. Саша сладко потянулась, открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого утреннего солнца. Все мышцы ныли после вчерашней тренировки – команда готовилась к летним сборам, и тренер решил увеличить нагрузку.
Отрабатывая вчера свой комплекс с мечом, Саша вдруг вспомнила про Димкино приглашение и невольно улыбнулась. От Димки мысли тут же скользнули к загадочной команде спортсменов во главе с Денисом: кто же они такие?
– Никитина! – вернул ее к действительности окрик Романа
Саша решительно отбросила все мысли и сосредоточилась на комплексе. Свой меч она любила, он ловко ложился в руку и тут же будто становился частью тела. Конечно, узкое лезвие спортивного меча не имело смертоносности настоящего оружия, но, выполняя комплекс, Саша всегда представляла себе реальный бой.
– Стоп! Оружие отложить! – тренер звонко хлопнул в ладоши. – Разделились на группы, отрабатываем основные прыжки, цэкунфань (прим. – боковое маховое сальто), сюанцзы (прим. – прыжок-переворот в горизонтальной плоскости) и подсечку. За каждый сорванный элемент – десять отжиманий, десять приседаний!
«Вот почему все сегодня болит», – вспомнив, усмехнулась Саша и снова потянулась.
Она втянула носом воздух – по дому разливался аромат чего-то очень аппетитного, поэтому Саша бодро соскочила с кровати и, привычным движением собрав в пучок свою разлохматившуюся за ночь шевелюру, пошлепала в кухню.
– О, блинчики!
Мама сидела за столом с чашкой кофе и книгой, а перед ней стояла тарелка с целой стопкой еще горячих блинов.
– Привет, соня, – улыбнулась она.
– Добвое утво, – Саша запихнула блинчик в рот и зажмурилась от удовольствия. – М-м-м, вкусно.
– Какие планы?
– Собирались с девчонками погулять, а вечером тренировка.
– Пойдешь со мной в лавку?
– Конечно. Когда?
– Часа в три, у меня сегодня выходной.
«Лавка художника», или просто лавка, была небольшим художественным магазинчиком. Заправлял в ней Лев Леонидович, пожилой мужчина, которому удивительно подходило его имя из-за косматой гривы седых волос, неизменно торчащих в разные стороны. В лавке всегда пахло деревом, старой штукатуркой, маслом, красками и чем-то еще, что Саша никак не могла определить, а Лев смеялся и называл это духом творчества.
– Что ты хочешь купить? – Саша поднялась, чтобы налить себе чаю.
– Ничего.
– А зачем мы тогда идем?
– Вчера вечером звонил Лев. Он продал мою картину, нам нужно сходить и забрать деньги.
– Ух ты! Круто! А ты не хотела выставляться.
– Не хотела, – согласилась мама.
– Я всегда говорила, эта картина особенная!
С самого детства, сколько себя помнила, Саша сидела рядом с мамой, пока та работала. Ей нравилось перебирать кисточки, смешивать краски и малевать на больших кусках картона или фанеры все, что придет в голову, а потом с увлечением рассказывать маме, что же такое изображено на ее картинах. Это всегда оказывалась какая-то захватывающая история, которую Саша тут же на ходу и сочиняла. Мама от души хохотала, а потом помогала дорисовать кому-то глаза или руки, и дальше они уже
В последнее время мама садилась за мольберт нечасто, говорила, что ей хватает живописи на работе. Но как-то утром Саша обнаружила у нее в комнате эту картину. В темно-синем, будто бархатном, небе над спящим городом бешеным вихрем кружил изумительный в своей дикой красоте огненный дракон. Он раскинул огромные крылья и пристально вглядывался в едва заметные внизу дома, готовый в любой момент ринуться вниз. Он словно искал кого-то, но не мог найти. А сквозь багровые языки пламени из самой глубины вихря внимательно смотрели человеческие глаза. Живые, яркие, они словно заглядывали в душу.
– Мама, что это?! – воскликнула тем утром Саша, она не могла оторвать глаз от полотна.
– Сон приснился, – мама пожала плечами и улыбнулась. – А потом все никак не получалось заснуть, вот я и решила: чем бороться с бессонницей, лучше подружиться с ней.
Картину так и назвали «Сон».
Денек выдался хоть и солнечный, но ветреный. Резкие порывы поднимали и гнали по улицам тучи пыли, веток и мелкого мусора. Чтобы укрыться от этой неожиданной пыльной бури, мама предложила пойти в лавку через сквер: там, среди деревьев, было потише. Длинная центральная аллея выходила к памятнику Пушкину, у подножия которого Саша увидела нелепую пару: высокая девица, ростом под метр девяносто, что-то с жаром рассказывала, указывая на памятник, молодому человеку, который едва доставал ей до плеча.
– Ну что вы, Валерий, это же гениальное произведение! – воскликнула она, мягко картавя, отчего ее речь казалась мурлыкающей, и кокетливо откинула со лба каштановую прядь. Ее спутник отчаянно старался не зевнуть и послушно пялился на бронзовую скульптуру. На звук приближающихся шагов девушка обернулась, и Саша узнала в ней учительницу младших классов из своей школы. Ирина Викторовна или Ирина Владимировна, она точно не помнила, знала только, что все ее зовут Верста.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась Саша.
– Здравствуй, – Верста присмотрелась, очевидно, пытаясь припомнить, из какого класса эта кудрявая девочка, но потом решила оставить бесполезное занятие и отвернулась. Зато в ее кавалере Саша не без удивления узнала коротышку с пляжа. По выражению его лица Саша не смогла понять, узнал ли он ее, но, как только парень увидел Софию, его физиономия заметно вытянулась.
– Пойдемте куда-нибудь в кафе, Ирочка, – промямлил он, увлекая за собой девушку. – Ветер холодный, еще замерзнете.
– Вы такой заботливый, – хихикнула Верста, послушно следуя за своим ухажером.
– Кто это? – неожиданно резко спросила мама, провожая парочку взглядом.
– Это? Верста – училка из нашей школы.
– Училка? – мама выглядела встревоженной. – А парень?
– Хм, а вот парня я вчера видела на пляже с Денисом, ну с тем, которого мы в обед в парке встретили, помнишь? По-моему, они какие-то спортсмены. Я слышала, как Денис говорил что-то про команду.
Мама остановилась.
– Про команду? А что он говорил?
– Ну, что-то про то, что команда работает хорошо и что завтра-послезавтра у них ответственные дни, – припомнила Саша. – Наверное, соревнования какие-то.