Алые небеса Сеула
Шрифт:
– Спасибо. – Забираю зонтик, слегка кланяясь.
Щеки девушки тотчас вспыхивают, и вот теперь она начинает играть.
– Ой, не стоит благодарности, это моя работа… – прикладывая ладони к щекам, выпаливает Чхве. – Если будет сильный дождь, пожалуйста, ведите машину осторожно.
Молча киваю и уже собираюсь направиться к автомобилю, но в голове возникает вопрос, который я сразу озвучиваю.
– Госпожа Чхве, а как Маша… то есть госпожа Хоук… – Теряюсь в уместности формулировки.
– Да, руководитель Ли? – Во взгляде подчиненной мгновенно
– В каком настроении госпожа Хоук отправилась на ужин? – Отчаянно пытаясь сохранить лицо, заканчиваю фразу вроде как равнодушно. Хотя кому я вру?
– Ну… – демонстративно задумывается секретарь, поднимая очи к потолку и постукивая пальцем по острому подбородку. – Думаю… она была смущена. Да. Точно! Смущена и взволнована.
– Взволнована? – Хмурюсь.
– Угу, – деловито кивает Джуён, выдерживает многозначительную паузу, от которой у меня сводит челюсть, и выдает с мечтательной полуулыбкой: – Ну а вы, господин Ли, что бы почувствовали, начни вам оказывать весьма однозначные знаки внимания такой мужчина, как генеральный директор Пак?
От услышанного впадаю в конкретный ступор, не в состоянии понять, какая из причин раздражает сильнее: что собственный секретарь боготворит генерального, а чертов Пак оказывает Марии ОДНОЗНАЧНЫЕ знаки внимания, или то, что с легкой руки Джуён мне приходится переносить отвратительную ситуацию на себя.
А у меня, знаете ли, отличное воображение!
– Бр-р-р! – Судорожно трясу головой, когда подсознание рисует передо мной улыбающегося Минхо с белыми камелиями в руках.
– То-то же, – хихикает Чхве, но, улавливая мой негодующий взгляд, тушуется, опуская глаза в пол. – Прошу прощения.
– Ступайте работать, – недовольно бурчу я, заторопившись к автомобилю.
– Руководитель Ли! – окликает девушка.
– Что еще? – нервозно дергаюсь в ее сторону.
– Но рабочий день закончился…
– Тогда… езжайте уже домой!
– Да, руководитель, – глубоко кланяется Джуён. – Хорошей вам дороги.
Салютую рукой, не оборачиваясь. Сажусь в авто, швыряю зонт на пассажирское кресло рядом. Застегиваю ремень безопасности и газую до визга шин.
Эх, стоило бы забрать гребаные камелии да ткнуть их Минхо прямо в его «генеральную» рожу!
До ресторана добираюсь неприлично быстро. Чудо, что за мной не увязался дорожный патруль. Всю дорогу твержу установку: я только одним глазком… посмотрю, удостоверюсь, что Маша в порядке, и уйду. На рожон не полезу – слишком подозрительно. Ведь какое дело руководителю до штатной сотрудницы?
ВОТ ИМЕННО!!! КАКОГО ХРЕНА К НЕЙ ПРИЦЕПИЛСЯ ПАК МИНХО?! Он вообще в курсе, что значит субординация?!
Парковка перед заведением забита под завязку. Приходится бросать машину с торца здания. Пока мчусь к центральному входу, нервничаю. Вдруг нет свободных столиков? Как наблюдать за Соколовой, оставаясь незамеченным? Будет ли парочку видно из барной зоны? А что, если попадусь? Сослаться на невероятное совпадение?
Ладно, надо решать проблемы по мере поступления.
К
По пути девушка навязчиво жужжит что-то про блюдо от шеф-повара и импортный алкоголь. Я же безотрывно слежу за коллегами, с каждым шагом чувствуя, что сердцу в груди становится тесно, а еще больно…
Что это за чувство? Отрицание? Обида? Ревность?.. А может, все сразу?
И вдруг, прямо на моих глазах, подонок Минхо протягивает руку, по-хозяйски укладывая лапищу с длинными, точно осьминожьи щупальца, пальцами поверх тыльной стороны ладони Маши!
А вот и они – «однозначные знаки внимания»!
В горле застревает тоже вполне себе однозначное матерное слово. Меняю траекторию движения быстрее, нежели успеваю что-то осознать. Шаг, еще один, и я уже стою возле столика Пака, глядя на мерзавца взглядом серийного убийцы.
На губах генерального, в тот же миг вальяжно откинувшегося на спинку «трона», появляется надменная улыбка, и по плечам пробегает колючая дрожь, мигом обращающаяся подкожным жаром ярости.
– Вставай! – цежу сквозь зубы, обращаясь к Марии, однако смотрю исключительно на Минхо, ведь если обнаружу в глазах русской недовольство или досаду, разнесу все к чертовой матери.
Маша не шевелится. Пак улыбается шире, насмешливо изгибая бровь. В расслабленной мимике так и читается: «Ты проиграл, парень».
Делаю вдох, но он застревает в районе солнечного сплетения. Решаюсь мельком глянуть на Соколову – сидит, вжавшись в стул, словно ее застукали на месте преступления, что мгновенно порождает в голове не самые приятные теории относительно всей ситуации.
Да и с чего бы девчонке мяться, если происходящее не имеет под собой «однозначного» подтекста?
– Я же сказал, вставай. Мы уходим! – повышаю голос, всверливаясь в Марию гневным взором.
Она туго сглатывает, но с места не двигается, что окончательно вышибает из меня остатки здравого смысла. Абсолютно не задумываясь над тем, как все выглядит со стороны, я хватаю женскую сумочку вместе с хозяйкой, чуть ли не волоком вытаскивая девушку из ресторана.
На улице легче не становится. Даже не на шутку разгулявшийся по-осеннему холодный ветер не в силах остудить мой пыл или задетое эго, тут уж как посмотреть. Главное, чтобы Маша сейчас вела себя тихо, не спорила и не швырялась обвинениями, а то я за себя не ручаюсь!
Но, по закону подлости, стоило об этом подумать, как сквозь городской шум до слуха доносится тихое, но достаточно твердое: «Отпусти». На что тотчас возникает желание отвесить какую-нибудь гадкую колкость, чтобы Соколова хотя бы на пиксель почувствовала, каково мне.