Алый, как кровь
Шрифт:
– Ворота были заперты той ночью?
– Да, – ответила Элиза, – я проверила их около двух.
Белоснежка взглядом оценила расстояние от дороги до двора. Хорошо размахнувшись, кто-то мог перекинуть его с улицы через забор.
– Есть на улице видеонаблюдение?
Элиза замотала головой.
– На калитке и на дверях. Больше нет.
Белоснежка задумалась. Она позволила холодному воздуху пощипать пальцы. Мысли зашевелились.
Кто-то перебросил через забор пакет, наполненный окровавленными деньгами. Деньги – это награда. Кровь – это предупреждение. Так деньги – это угроза или благодарность? И кому? И правильный ли это двор?
Стоящий справа
– Кто там живет? – спросила Белоснежка, указывая на дом справа.
– Там живут две семьи, в которых есть маленькие дети. Обе мамы, вроде, юристы. В одной из семей отец – художник, в другой – служащий. Их отпрыски еще не ходят в школу.
Белоснежка оценила дом и его двор взглядом. Было бы неправдоподобно, если бы кто-то перепутал этот дом с домом Элизы. В отличие от дома слева, который был хоть и новее, но по размеру, форме, цвету – та же серия. Даже забор и дворы одинаковые. Без сомнений, это была ошибка.
– А там?
Элиза пришла к ней на балкон и задрожала.
– Странный мужик, просто weird [16] . Ему где-то под сорок, но он пытается выглядеть моложе. Кажется, он тащится от «Сумерек», потому что постоянно одет в длинный кожаный плащ и думает, что похож на графа-вампира. На самом деле он выглядит слабым и жалким. Понятия не имею, чем он занимается. Куда-то ходит на работу, утром выходит, вечером возвращается. Живет один в таком огромном доме, и гостей у него никогда не бывает. Он даже не здоровается при встрече на улице.
16
Человек со странностями, странный тип; экстравагантная личность; чудак (англ.)
Белоснежка взглянула на Элизу, глаза которой расширились.
– Скорее всего, деньги были для него. Просто ошиблись местом. Как раз такие гарантированно впутываются в темные и опасные делишки.
Элиза возбужденно слушала.
– Это шанс, – подтвердила Белоснежка. – Но не единственный.
Если деньги были подброшены в нужный двор, тогда их получателем должны были стать Элиза, ее отец или мать.
Белоснежка взглянула на Элизу, зубы которой стучали. Девушка выглядела, как умирающий на морозе пушной зверек, большая часть которых уже истреблена. Было сложно представить, что она влезла бы во что-то такое, за что получила бы благодарность в тридцать тысяч евро. Но все бывает. Белоснежка была уверена, что лучше других сумеет различить лжеца. Элиза не была похожа на лжеца. Не настолько она хороша, чтобы надуть ее. Белоснежке врали так много раз, что она может отличить еле заметные нотки в голосе и изменение мимики, обнаруживающие лжеца.
– Я так боюсь, что они захотят деньги обратно. Немедленно, – прошептала Элиза.
Белоснежка не смогла сказать ничего ободряющего.
Она была абсолютно того же мнения.
8.
Вииво Тамм дрожал. Он не помнил, когда ему последний раз было так холодно. Вииво попытался попрыгать, чтобы сохранить тепло, но мышцы ног от холода стали жесткими и отказывались работать.
Он стоял на посту около беговой дорожки в Пууники всего лишь час, но ему казалось, что его терпение вот-вот лопнет. На нем был толстый пуховик, под
Вииво Тамм решил позвонить. Заледеневшие пальцы неуклюже нажимали на такие же заледеневшие кнопки мобильного. Не удавалось стащить кожаные перчатки с рук. Понадобилось пять минут, чтобы найти нужное имя в записной книжке и нажать зеленую кнопку с трубкой.
– Ну, – ответили в телефон ожидающе.
– Ничего. Не смогу долго находиться здесь. Продрог до костей.
– Надо, – буркнул Борис и повесил трубку.
Вииво Тамм уставился на телефон и сжал зубы. Борис Соколов и Линнарт Каск сидят в пикапе на улице Паломяентие. Им легко давать оттуда указания.
А что, если девушка вообще не выйдет сегодня на улицу? Или, по крайней мере, нескоро? Они все трое знали, что наблюдение не может продолжаться часами. Это вызывает подозрение, и кто-нибудь может обратить внимание на номер пикапа. Обратили бы внимание, если бы кому-нибудь сейчас нужно было бы обратиться в службу по ремонту LVI. Смена номерного знака и наклеек стоила бы денег и, прежде всего, времени, и ни у кого из них не было желания влезать в это еще раз.
Черт побери. Они были уверены, что вида крови окажется достаточно. Но он на удивление выдержан. Надо играть более крупными шарами, хотя могут ли они себе это позволить? На самом деле он ничего не может себе позволить. Как и они. И даже Борис Соколов, хотя тот с удовольствием показывает другим, какой он большой босс. Соколов так же плотно сидит на поводке, как и другие. Ошейник – он и есть ошейник, даже украшенный бриллиантами.
Наверное, финн не придал этому такого значения, как они думали. Или не подал виду. Наверняка, кража девчонки больше его впечатлит.
Белоснежка уставилась на порцию лапши, цветом где-то между серым и бежевым. Элиза не врала, сказав, что не умеет готовить. Наверняка в холодильнике было много еды, приготовленной мамой, но разогрев – это «так хлопотно», что Элиза предпочитала есть лапшу быстрого приготовления. Белоснежка попробовала плавающие в соленом бульоне вытянутые шнурки и решила потерпеть. Во всяком случае, ее живот, издающий низкое ровное бурчание, был на ее стороне.
Ею овладело бестолковое чувство голода. Первая половина дня переходила во вторую, и единственной мыслью Белоснежки стала «как бы попасть домой». Каждый раз, когда она пыталась уйти, Элиза придумывала какой-нибудь предлог, чтобы та осталась. Ей действительно было страшно одной.
Беседа застопорилась. Они уже обсудили все, связанное с деньгами. Обсудили, могли ли деньги быть предназначены тому мужчине в кожаном плаще из соседнего дома. Элиза была убеждена в этом.
– Папа и мама не могут быть замешаны ни во что темное. Они честные, порядочные граждане.
По мнению Белоснежки, эту версию нельзя было списывать со счетов. Поэтому она спросила Элизу, чем занимается ее мама. Оказалось, работает в одной косметической фирме, в каком-то международном отделе. Не большой начальник, но, по словам Элизы, зарабатывает неплохо.
– Она почти по полгода проводит в командировках, – сказала Элиза и посмотрела в окно.
Белоснежка заметила на ее лице рассеянность, раздражение и печаль.
– К счастью, папочка почти всегда дома, – продолжила, улыбаясь, Элиза. – Кроме этих выходных.