Алый знак доблести. Рассказы
Шрифт:
Совсем близко он увидел стреляющую батарею и поразился, обнаружив, что орудийная прислуга ведет себя совершенно спокойно, словно не замечая приближающейся гибели. Батарея вступила в состязание с едва различимым противником, и артиллеристы были в восторге от меткости своей стрельбы. Они все время просительно наклонялись к пушкам. Со стороны казалось, что они похлопывают их по спинам и ободряют словами. Голоса флегматичных и бесстрашных пушек были полны упрямой отваги.
Сдержанный энтузиазм владел этими искусными артиллеристами. Они то и дело бросали
В его память врезалось лицо молодого всадника, который так самозабвенно хлестал брыкающегося коня, как будто объезжал его на мирной ферме. Юноша не сомневался, что перед ним обреченный человек.
Жалел он и орудия, шестерых верных друзей, смело стоящих друг подле друга.
Он встретил бригаду, идущую на выручку к своим попавшим в беду товарищам. Взобравшись на холмик, он увидел оттуда, как стройно движутся люди, не теряя равнения на ухабистой дороге. Над синевой рядов поблескивала сталь, реяли яркие знамена. Что-то кричали офицеры.
Это зрелище тоже повергло его в изумление. Бригада бодро шагала прямо в адскую пасть бога войны. Что же это за люди — необыкновенные герои или ничего не понимающие дураки?
Орудийная прислуга засуетилась — батарея получила какой-то срочный приказ. Офицер на вздыбленном коне махал руками как сумасшедший. Из тыла прискакали ездовые, повернули орудия, и батарея умчалась. Пушки, свесив носы, ворчали и хмыкали, напоминая храбрых, но неповоротливых людей, протестующих против спешки.
Страшные звуки остались позади, и юноша замедлил шаг.
Так он шел, пока не увидел дивизионного генерала на лошади, которая прядала ушами, с любопытством прислушиваясь к далеким отголоскам боя. Желтая лакированная кожа седла и уздечки ослепительно сверкала. Человек, сидевший на великолепном скакуне, казался серым, как мышь.
Взад и вперед скакали, бряцая оружием, адъютанты. Порою генерала окружали верховые, порою он оставался в одиночестве. Вид у него был озабоченный. Так мог бы выглядеть биржевик, акции которого то повышаются, то падают.
Юноша довольно долго бродил вокруг этого места. Потом, крадучись, он подошел поближе, надеясь что-нибудь услышать. А вдруг генерал, запутавшись в этом хаосе, подзовет его, чтобы получить у него сведения? И юноша даст их, все ему объяснит. Армия в тяжелом положении, и даже дураку должно быть ясно, что если они не воспользуются сейчас последней возможностью отступить, то…
Как ему хотелось стукнуть этого генерала или хотя бы подойти к нему и выложить все, что он думает о нем. Только преступник может вот так спокойно сидеть на коне, не пытаясь помешать уничтожению армии. Юноша все переминался с ноги на ногу, страстно желая, чтобы генерал подозвал его.
Он осторожно кружил
— Томкинс, скачите к Тейлору, передайте ему: нечего спешить как на пожар. Пусть придержит бригаду на опушке. Пусть отрядит полк на укрепление центра; иначе будет прорыв. Так и передайте. Скажите, пусть поторопится.
Стройный молодой человек на горячем гнедом коне едва дослушал скороговорку командира. Он так спешил исполнить поручение, что с места послал скакуна в галоп. За ним взвилось облако пыли.
Не прошло и минуты, как генерал взволнованно подскочил в седле.
— Отбили, ей-богу отбили! — Он наклонился вперед, его лицо пылало. — Наши отбили атаку! Отбили! — ликующим голосом орал он штабистам. — Теперь мы им всыплем! Уж мы им всыплем! — Он круто повернулся к одному из адъютантов. — Эй, Джонс, быстро, догоните Томкинса, скачите к Тейлору, пусть идет в наступление немедленно, сию секунду!
Когда второй офицер помчался вдогонку за первым, генерал расплылся в такой сияющей улыбке, что стал похож на солнце. По его глазам было видно, что ему хочется запеть победный гимн. Он все время повторял:
— Отбили, ей-богу отбили атаку!
Его волнение передалось коню; тот рванулся вперед, но генерал только ласково стиснул ему бока и выругался. Он радостно приплясывал в стременах.
Глава VII
Юноша весь съежился, точно его застигли на месте преступления. Боже милосердный, значит они все-таки устояли! Эти идиоты не отступили и теперь оказались победителями! В его ушах зазвенели их ликующие клики.
Он привстал на цыпочках, вглядываясь туда, где шло сражение. Над верхушками деревьев колыхался желтый туман. Где-то внизу стреляли. Судя по хриплым воплям, началось наступление.
Он отвернулся, недоумевая, негодуя, чувствуя себя незаслуженно обиженным.
Он убежал, — размышлял юноша, — потому, что на них надвигалась гибель, и был прав, заботясь о себе, об одном из винтиков, составляющих армию. Пришел час, когда каждый обязан думать только о своем спасении. Потом офицеры соберут их вместе, и снова получится передовая линия. Если же у винтиков не хватит здравого смысла ускользнуть от разящей смерти, что станется с армией? Он лишь благоразумно следовал мудрым правилам игры — это же ясно как день. Его поступок продиктован не только осторожностью, но и глубоким стратегическим замыслом. Он мог гордиться столь предусмотрительным поведением своих ног.
Он подумал о товарищах. Хрупкая синяя линия выдержала удар и победила. Эта мысль наполнила юношу горечью. Слепые, нерассуждающие винтики предали его. Он опрокинут и раздавлен упрямством, с которым они удерживали позиции, хотя, будь у них капля разума, они сразу поняли бы, что это невозможно. А вот он дальновиден, его глаза пронзают мрак грядущего, он наделен высшей проницательностью и знанием, поэтому он и убежал. Он возмущался своими товарищами. Они дураки, это не требовало доказательств.