Амалия и генералиссимус

Чэнь Мастер

Собственно, это не он меня, а я спросила его об одной странной детали:

— Элистер, мой дорогой, а вот те странные свечки, которые ты бросал навстречу погоне…

— Обыкновенный гелигнит, Амалия…

— О, значит, обыкновенный? Как хорошо. Но я о другом. Мне показалось… может быть, я просто схожу с ума от своей безудержной сексуальности… но… хотя ты бросал эти штуки так быстро… ведь на них сверху были…

— С твоим умом и сексуальностью все в порядке, ты и вправду это видела. Хороший способ изоляции, чтобы взрывчатка не отсырела. Первый, впрочем, в истории случай использования противозачаточных средств в боевых действиях. Но не надо на меня так

смотреть — это вообще не моя работа, это Дебби натянула на них эти штуки. Опыт.

— Дебби?

— Ну, ты же не думаешь, Амалия, что это я запасался гелигнитом на всякий случай еще в Коломбо? Дома у этой парочки были много интересного, кроме денег на революцию, я просто подумал, что хорошо бы кое-что позаимствовать просто на всякий случай, пока полиция не устроила там настоящего обыска. Большую часть взрывчатки они найдут и конфискуют, и тот городок сможет жить спокойно. Кстати, и револьвер был позаимствованным, я его давно заприметил — ты же не думаешь, что Дебби позволила бы мне разгуливать вооруженным? Думаю, она всегда допускала мысль, что все-таки я — полицейская ищейка, как и ты…

— Я? О, да, и не простая, а в шелковых чулках… Так ты просто стащил на всякий случай часть коминтерновского арсенала, укрыв от полиции? Но где же ты его хранил?

— Э… ну, под кроватью, вообще-то…

— Под моей… под нашей кроватью, Элистер?

— Элистер, дорогой, у меня все не выходит из головы — вот эти гелигнитовые штуки, похожие на…

— Ты хочешь, чтобы я покраснел? Сейчас попробую. Но, может быть, лучше покраснеешь ты?

— Да не о том речь. Я сейчас начинаю вспоминать… ты бросаешь эту штуку назад, но почему-то еще и вбок, в джунгли, и возле аэроплана тоже — как-то вбок. Просто из любопытства — скольких людей ты убил во время погони?

— Надеюсь, что ни одного, Амалия. Зачем убивать, если можно только ранить? И зачем ранить, если можно просто убежать? Как я понимаю, нашей задачей было убегать, и очень быстро. Или требовалось в процессе уничтожить как можно больше подданных короны? Я, значит, что-то не учел?

— О Sol da minha vida, как же мы похожи.

Впрочем, еще был разговор с Магдой и Тони.

Представьте, они не ждали меня в Сингапуре, как им было приказано. Они прибыли туда после меня, к ночи, выехав — вопреки боевому приказу, или, точнее, моей настоятельной просьбе — позже на сутки.

— Мадам Амалия, нас задержали непредвиденные обстоятельства, — с удовольствием выговорил Тони, демонстрируя мне свою почти ровную походку. — Китайский мятеж, видите ли.

— Но я же и хотела, чтобы вы… Хватит уже крови…

— Надеюсь, что не слишком расстроили вас. Но там каждый человек, владеющий оружием, был на счету. Как же вы хотели, чтобы мы покинули город в такой момент? Мой милый бурундучок, ты, конечно, не могла оставить своих слушателей в беде, ведь так? С твоим умением нажимать курок?

Госпожа Амалия, вы не поверите, но она всерьез собралась изобразить одну сцену с известной конфетной коробки — «Свобода на баррикадах».

— Тони, дорогой, хватит прикидываться неграмотным, какая еще конфетная коробка? Его зовут Делакруа. И ты это знаешь.

— Я люблю конфеты… Там, над баррикадой, возвышается, изображая отличную мишень, дама во фригийском колпаке, с лягушиным знаменем в руке и с обнаженным бюстом сомнительной свежести. Вы знаете, госпожа Амалия, вместо знамени эта золотоволосая фурия собиралась воздеть саксофон, и уже расстегнула на блузке несколько пуговок… Но войны не случилось, поэтому она триумфально прошествовала до вашего предприятия, где хозяйничает тот

португальский подросток, вдохновенно рассказала там всему городу о стойкости полиции и волонтеров ФМС, а потом долго играла в эфире на саксофоне вместе с каким-то индийским скрипачом из «Колизеума». Это было незабываемо! Но скажите мне, а когда вы догадались, что этот ваш повар и был сам великий Дай Фэй?

— Омлет, — сказала я мрачно.

— Омлет — что?

— Помните, Тони, я спросила вас — если человек велик, то он велик во всем? Вы мне начали рассказывать все эти как всегда интересные сведения о китайских генералах, но я думала о другом. Если человек пишет гениальные стихи — может ли он быть еще и гениальным поваром? Это был не просто хороший омлет…

— А, конечно, Тони, ты еще тогда начал рыдать на французском насчет женского белья, а Амалия подхватила — «ом-ме-летт»… Я-то думала, у нее опять, как всегда…

— Видишь ли, в чем дело, — повернулась я к ней. — Китайские повара делают множество омлетов, с луком, с кукурузной мукой, с устрицами. Но максимум, что от них дождешься — это что они разбавляют яйца водой. И никогда — молоком. Да в какой это китайской кухне ты вообще увидишь молоко? Ну, а я, после полутора лет в Сорбонне, как-нибудь уж умею отличать настоящий французский омлет от любого другого. Это не итальянский повар, подумала я. А французский. И тут все стало абсолютно ясно — надо было только понять, как же он оказался незарегистрированным. Это я узнала на вечере клуба «Ротари» только позавчера вечером… Тони, а вы тоже собрались воевать?

— Я отвечу, но сначала — пока не перебили — моя настоятельная просьба: час или два разговора с этим поэтом. Я готов отказаться ради этого от гонорара.

— К Элистеру, полковник. Я даже не знаю, где он этого поэта сейчас прячет. Но я попрошу за вас, и он согласится.

— Благодарю. А что касается войны, мадам Амалия, то я родился военным советником — в интеллектуальном смысле, конечно — и сдохну военным советником. Пока эта замечательная женщина изображала богиню победы, и мужчины готовились носить ее вдоль боевых позиций на руках, я сидел с одним капитаном в арсенале и пытался навязать ему великолепную идею, которая меня осенила на ходу. Берется грузовик, откидывается задний борт, туда укладываются мешков пятнадцать песка, и ставится не один «льюис», а сразу два. Там, помнится, стратегически все дело было в мосте, соединявшем две половинки города. Представьте: подаем грузовик задним ходом на мост, огнем двух пулеметов разносим в пыль все живое на рыночной площади и трех прилегающих улицах на той стороне, волонтеры бегут через мост и занимают все ключевые высокие здания, а пара-тройка профессиональных охотников на тигров прикрывает пулеметчиков от огня с крыш — победа наша! И ведь я уговорил этого капитана, несмотря на саботаж майора, который постоянно врывался и сообщал нам, что во время боевых действий джин строго рационируется… Но боя не случилось.

— Вдруг оказалось, что в китайских кварталах нет никакого бунта и погрома, лавки открыты и никто не может ответить, что тут вообще было? — почти утвердительно сказала я.

— Так, моя дорогая, ты, кажется, знаешь про эту историю больше, чем мы…

— И вот, мадам Амалия, мы трясемся в поезде сюда, в Сингапур, я пессимистично размышляю, что опять никто не воспользовался моими советами о том, как поубивать сотни человек — просто фатальное невезение! А этот зябличек спит у меня на плече всю дорогу без перерыва. Лет десять назад играла бы на саксофоне целую ночь, под грохот канонады, а поутру… Ах, что делает время…