Амальтея (сборник)
Шрифт:
Самым тщательным образом изучил Лобастый скалу — жилище Пришельцев. Он быстро понял, что это именно жилище. Но многого понять так и не смог: долго смотрел на шары и кубики, разбросанные по песчаной площадке, поражался их совершенной форме. Удивляли его и другие странные камни, а один заинтересовал больше других. На его плоской и гладкой поверхности странным образом помещался один из обитателей леса. Бестелесный, многократно уменьшенный зверек смотрел на него бусинками неподвижных глаз. Вроде его и нет, а тем не менее вот он, под носом… Лобастый осторожно потрогал зверька, попробовал сдвинуть его в сторону.
Забыв обо всем, завороженно изучал Лобастый открывающиеся перед ним картинки из загадочного и одновременно знакомого мира. На многих изображены сами Пришельцы. И в их руках словно оживали предметы, которые только что Лобастый видел вокруг жилища. В голове у Лобастого возникал более понятный, а поэтому менее страшный образ Пришельцев.
Лобастый не заметил, как наступил рассвет…
Он был убит на месте. Мужчина с дымящимся ружьем в руках подошел к молодому волку, уронившему странно большелобую голову на детскую книжку с картинками. Кровь из простреленной головы залила страницы. К мужчине бежала маленькая девочка, звонко крича:
— Папа! Папа! — Подбежав, она долго смотрела на волка, потом повернулась к отцу. Глаза ее заполняли слезы:
— Папа, зачем ты его убил? Он читал мою книжку…
Отец удивленно посмотрел на девочку, постоял, о чем-то раздумывая, потом опустился на колени перед убитым. Но в тускнеющих глаза уже ничего не увидел…
Владимир Клименко
КОНЕЦ КАРМАННОГО ОРАКУЛА
— Не смей лазить в гнездо! — испуганно кричала Мария Николаевна мужу.
— Еще чего выдумала, не смей, — одышливо огрызался тот, волоча расшатанную приставную лестницу к старой березе. — Еще как посмею! Воровка!
Последнее слово относилось уже не к Марии Николаевне. Чуть выше гнезда, похожего на лохматую кавказскую папаху, нервно стрекотала гладкая черно-белая сорока. Она возбужденно подпрыгивала на ветке и с ненавистью смотрела на Петра Егоровича, пытающегося поустойчивее прислонить длиннющую лестницу к стволу.
— Я тебе покажу, как чужие вещи таскать! — пыхтел почтенный муж, при каждом шаге наверх задевая объемистым животом за очередную перекладину. — Разорю все к чертовой матери!
Сорока стала сущим наказанием. Поселилась она на дачном участке, видимо, еще зимой и в марте радостным стрекотом встретила первых приезжающих. Свои преступные наклонности проявила сразу же, перетаскав у задумавшего весенний ремонт Петра Егоровича половину новеньких гвоздей из ящика с инструментами. Затем начались кражи похуже.
И вот сегодня, когда в ожидании гостей Мария Николаевна решила замесить тесто для вареников с клубникой и, сняв обручальное кольцо, чтобы не мешало, положила его на подоконник, сорока снова оказалась тут как тут. Ликующе треща крыльями, она взмыла над домом, не обращая внимания на причитания Хозяйки, повертелась, красуясь, на коньке
Вот тут терпение у Петра Егоровича лопнуло окончательно. Он потрусил к сараю за лестницей, а следом за ним, пытаясь отговорить мужа от опрометчивого шага, засеменила и Мария Николаевна, машинально на бегу вытирая мучные руки о полосатый фартук.
Сейчас она стояла у березы и умоляла Петра Егоровича быть поосторожнее. Как это часто бывает у супругов, проживших вместе немало лет, была она похожа на мужа не только комплекцией, но и чертами лица.
— Петя! — робко, но настойчиво предостерегала она, обняв основание лестницы, как некогда обнимали ноги коня провожающие на войну мужей казачки. — Петечка!
Петя, не отвечая, сопел наверху. Он стоял на самой последней перекладине. Обхватив одной рукой ствол березы, другой — пытался нашарить в гнезде злополучное кольцо. На лысину ему сыпался мусор, золотистые конфетные фантики и мелкие гвозди.
Нащупав наконец среди скопившегося за несколько месяцев хлама тонкий ободок кольца и еще что-то круглое и гладкое, он резко дернул рукой, отчего в гнезде образовалась дыра и сквозь нее на землю ручейком потекли различные предметы. Петр Егорович, сжимая в кулаке отвоеванное кольцо, пересчитал животом в обратном порядке все поперечины и очутился в объятиях Марии Николаевны.
Разжав потные пальцы, он обнаружил на ладони кроме кольца еще и маленький шарик, наподобие тех стеклянных, которыми ему довелось играть в детстве. Петр Егорович совсем уж собрался швырнуть его в траву, на кучку другого мелкого барахла, вывалившегося из гнезда, но неожиданно передумал и засунул шарик в карман, кольцо же бережно передал супруге, не забыв напомнить, что такими вещами не бросаются.
На этом инцидент можно б было считать исчерпанным, если бы тем же вечером не произошло нечто, живо напомнившее Петру Егоровичу о вылазке во вражеское гнездо.
Гостей набиралось немного. Да и гости все были свои. Дочка с зятем и с внучкой должны были приехать на собственных “Жигулях”. Для них в основном и затевались вареники с клубникой. Иначе их и на дачу не вытащишь. Да еще сосед по участку, он же сослуживец по НИИ, он же сосед по лестничной площадке, Аверьян Михайлович Долгов с супругой. В Аверьяне Михайловиче ценно было именно то, что в одном лице он соединял три таких разных понятия, как работа, дом и отдых. Очень удобное, на взгляд Петра Егоровича, совпадение.
Вообще, следует заметить, Петр Егорович был весьма практичным человеком, и Аверьян Михайлович был для него сущей находкой. Подумать только, ну в ком еще могли совпасть три таких важных качества. Всегда под рукой, всегда готовый к услугам, Аверьян Михайлович был не столь меркантилен, как Петр Егорович, и это было главным его достоинством.
Дочка с зятем и внучкой, конечно, не приехали. Этого и следовало ожидать — своих гостей, наверное, полон дом. А вот худой и усатый Аверьян Михайлович с женой — полной жизнерадостной блондинкой, которая, в отличие от Марии Николаевны, была значительно моложе мужа, — явились вовремя.