Амандина
Шрифт:
Батист и Соланж смотрели друг на друга, больше не произнеся ни слова; она видела, что он выкинул белый флаг, он — ее решимость.
— А его высокопреосвященство? — поинтересовался Батист. — Я только хотел спросить, если он…
— Он здесь. Он пришел раньше вас.
— Почему поезд, дорогая? Мой водитель доставит вас от дверей до дверей. Есть проблемы с бензином, но мы как могли экономили, и, насколько я знаю, дороги не будут забиты машинами с беженцами, и
Пока он говорил, Фабрис взял стул, на котором сидел у обеденного стола, и перенес его через комнату к кровати Соланж.
— Спасибо. Я очень благодарна вам, но Амандина всегда мечтала о путешествии на поезде. В данный момент мне кажется это разумным. Мы поедем сами.
Епископ устроился рядом с кроватью, взял Соланж за руку. Его обычно добрые глаза смотрели пристально и строго.
— Хорошо. А ты подумала над тем, что происходит сейчас в стране, дитя мое? Разумные люди бегут сюда, с севера на юг, в Свободную зону.
— Я понимаю.
— Мы, французы — нация индивидуалистов, и я уверен, никто не примет участия в судьбе француженки и ее ребенка, когда тем понадобится помощь. Судьба северных соотечественников не волнует никого, и не строй иллюзий, Соланж, что ты сможешь рассчитывать на любого. Только когда доберетесь до матери. Я не пытаюсь отговорить тебя, только…
— Двигаться на север сейчас, должно быть, просто.
Короткая реплика прервала епископа на середине фразы.
— Просто двигаться по территории, занятой врагом?.. А что, если твоя семья среди тех, кто сейчас спасается бегством?
— Моя семья никогда не покинет ферму. Они не сделали этого во время Большой войны, не поступят так и теперь. Боши там или нет, нам с Амандиной будет лучше дома.
— Да. Конечно. А что Амандина говорит о?..
— Я еще ей не сказала. Я не видела ее с тех пор…
— Понятно. Хорошо, возможно, в конце концов, ты права, Соланж, решившись сменить один ад на другой. Ты все решила?
— Да.
— Я помогу тебе, Соланж.
Глава 30
— Мы не должны говорить об этом. О том, что случилось. Мы и не говорим, не правда ли?
В среду утром, около одиннадцати, Амандина и Соланж были в своих комнатах. Ранее Батист взял Амандину на прогулку по саду и для посещения часовни, прежде чем отвел ее к Соланж. Пожелав им отличного дня, он сообщил, что навестит их вечером. Амандина бросилась в его объятия, и он ушел от них быстрой неловкой походкой.
Обе они, и Амандина, и Соланж, нервничали, каждая беспокоилась за другую. У них был ритуал, который мог им помочь успокоиться, вернуться к прежним отношениям, если такое действительно возможно, — купание.
Амандина заткнула
Соланж помогла ей раздеться, сесть в ванну. Амандина любит запах сирени, Соланж — нет.
Потом, держась за руки и прислонившись к вертикально поставленным диванным подушкам, переодевшись в свежие ночные рубашки, они сидели на диване перед почти погасшим очагом. Мария-Альберта принесла им чай и маленькую корзиночку дикой земляники.
— Мы не будем сейчас об этом говорить. Не теперь. Когда сможем, тогда и сможем. Жан-Батист сказал тебе, что мы уезжаем, не так ли? Он хотел сказать об этом сам, и я согласилась. Он думал, что с ним ты будешь более откровенна. Скажешь ему, если не хочешь ехать.
— Он спросил меня, и я сказала, что хочу.
— Хорошо. Тогда все улажено.
— И я даже не волнуюсь по поводу моей матери, что она не сможет найти меня. Я оставила ей письмо.
— Кому ты оставила письмо?
— Моей матери.
— И, конечно, ты передала его через Деву Марию?
— Да. Она не слишком мне помогла, но тем не менее я доверяю ей.
— И что ты написала в письме?
— Я написала, что твоя фамилия — Жоффруа и что мы едем в Авизе. И что я научусь доить коз. Я ведь научусь?
— Конечно.
— Жан-Батист дал мне листок бумаги, на которой он пишет рецепты. Я знаю, что Дева Мария не доставляет почту. Но я чувствую себя лучше от того, что написала записку и оставила ей. Мне так спокойнее. Я не рассказала матери о Жозетт.
— Нет. Нет, я и не думала, что ты расскажешь. Так, ты готова ехать?
— Готова. И я даже рада, что никого из девочек нет сейчас. Или еще не все уехали?
— Нет. Всех отправили на лето в разные места. По крайней мере, я так думаю. Как они удивятся, когда вернутся и узнают, что ты уехала! Но ты сможешь написать им, а они тебе.
— Надеюсь. Я буду скучать без Марии-Альберты, Жозефины и других сестер. И без Батиста. Почему ты не вышла за него замуж, тогда мы бы смогли забрать его с собой. Я спросила его об этом, и знаешь, что он ответил?
— Не уверена, что хотела бы услышать…
— Он сказал: «Наступит и наше время». Что это точно значит?
— Это другой способ сказать: «Возможно, когда-нибудь».
— Так, возможно, когда-нибудь ты выйдешь замуж за Батиста?
— Хватит.
— Я не уверена, буду ли я скучать по матушке. А ты будешь?
— Возможно, буду. Но я думаю, что скучать — неправильное слово. Слишком много она оставила мне поводов подумать, слишком много.
— Я немного побаиваюсь ехать в поезде. Совсем чуть-чуть.