Амаркорд
Шрифт:
– Папа, можно я за ним полезу!
– кричит он отцу.
Отец вне себя от ярости.
– Немедленно отойди от дерева, пока я уши тебе не оторвал!
Бобо быстро спускается и удирает.
Амедео обращается к крестьянину:
– Мизинец, сбегай-ка за лестницей.
Крестьянин направляется к дому, а Амедео заходит в сарайчик, где сложен инструмент. Запершись там, он дает выход своему неистовому, исступленному гневу: бьет себя по щекам, топчет шляпу, колотится головой о стену, изрыгая поток проклятий.
–
Потом поднимает с земли шляпу, отряхивает ее, нахлобучивает на голову и выходит из сарая совершенно успокоившись.
Мизинец уже принес лестницу и приставляет ее к толстому стволу вяза. Он лезет вверх, и все не отрывают от него глаз.
Достигнув последней перекладины, он обращается к Лео негромко, проникновенно:
– Послушайте, синьор Лео, слезайте, не то у вас может закружиться голова.
Но Лео продолжает вопить. Теперь к нему взывает Амедео:
– Лео! Ну поразвлекся, и хватит. Слезай скорее, мы сейчас будем есть арбуз.
Бобо бежит и подбирает посреди гумна камень. Показывает его отцу.
– Папа, дядюшка бросается камнями!
В этот момент воздух со свистом разрезает другой камень. Амедео продолжает уговаривать брата:
– Ну, Лео, перестань. Еще немножко, и ты размозжил бы голову отцу. Ну подумай, что ты делаешь...
– Потом оборачивается к извозчику: - Мадонна, подгони сюда лошадь. А ты, Миранда, позови детей... Давай, папа, сядем в пролетку и сделаем вид, что уезжаем!
Мадонна подает пролетку. Все влезают и занимают места в том же порядке, что и раньше. Амедео вновь взывает к брату:
– Лео, давай спускайся. Уже поздно, пора ехать домой. Видишь, мы уже сели в пролетку!
Лео перестает кричать. Смотрит вниз на гумно. И вроде бы собирается слезать, но нога его скользит по тоненькой веточке. Тогда он ставит ногу на прежнее место. И вновь начинает вопить:
– Хочу женщину-у-у-у-у-у!
Все опять задирают головы вверх. Только дедушка закрывает лицо руками, как будто плачет.
– Пожалуйста, без сантиментов!
– говорит Амедео. Он встает и выталкивает всех из пролетки.
– Слезай, Бобо, живее, Миранда... Послушай, Мадонна, будь другом, гони в сумасшедший дом и вызови санитаров...
Все выходят из пролетки и стоят, молча уставившись на верхушку вяза. Пролетка резко срывается с места и уезжает.
Солнце уже садится. Крики Лео постепенно превращаются в какой-то протяжный вой, которому издалека заливчато вторят собаки.
Синьор Амедео, дедушка, Миранда, Бобо, его брат, а также крестьянин с женой разбрелись по всему гумну. Кто сидит, кто стоит. Все словно окаменели от долгого ожидания. Амедео заткнул большими пальцами уши, чтоб не слышать этого душераздирающего жалобного крика. Бобо подходит к нему и говорит:
– Папа, папа!
Отец отнимает руки от ушей.
– Папа, может,
Отец несколько мгновений неподвижно смотрит перед собой, потом неожиданно хватает Бобо за руку, зажимает его между ног и осыпает градом ударов по голове, по ребрам, по спине. Братишка разражается своим дерзким, оглушительным хохотом. Бобо уходит, скуля как побитый пес.
Наступила ночь. И наконец темноту долины прорезают два тонких луча, в которых пляшут пылинки, - это фары приближающейся санитарной машины.
Стоящий посреди гумна ацетиленовый фонарь освещает Амедео и всех остальных. Услышав шум подъезжающей машины, они приободрились и сгрудились в ожидании у ворот.
Машина останавливается рядом с фонарем. Из нее выходят два санитара и маленькая монахиня, почти карлица: росту в ней метра полтора. Крестьянин указывает на вяз. Монахиня-карлица, не произнося ни слова, ловко карабкается по прислоненной к вязу лестнице и исчезает в густой листве. Мертвая тишина. Все не отрывают глаз от темной верхушки вяза. Сверху временами доносится голос монахини:
– Ну, пошли! Слезай, Лео.
Немного спустя раздается наконец шорох ветвей, и всем становится ясно, что ей удалось уговорить Лео.
Как только его ноги касаются земли, санитары мягко подхватывают его под руки и засовывают в машину, которая сразу же трогается и уезжает. Родные Лео провожают ее взглядом. По выражению их лиц можно понять: они рады, что все кончилось благополучно, - но вид у всех измученный.
Уже глубокой ночью экипаж Мадонны проезжает по безлюдной Главной улице. Бобо и его брат спят. Амедео, Миранда и дедушка глядят перед собой открытыми, невидящими глазами.
12
Адвокат, держа руль своего велосипеда, стоит на аллее под конским каштаном. Внимательно и встревоженно смотрит он на виднеющийся вдалеке пляж, где сторожа спешно складывают солнечные зонты; купальщики беспорядочной толпой движутся к набережной. Но вот Адвокат указывает нам на небольшое облачко в небе. В голосе Адвоката неподдельное беспокойство.
– Вон то золотистое облачко не предвещает ничего хорошего!
Неожиданно налетает порыв ветра, и Адвокат еле успевает подхватить свою шляпу. Он прислоняет велосипед к стволу конского каштана, нахлобучивает шляпу поглубже и держит ее обеими руками.
– Это характерный признак морских смерчей, обрушивающихся каждое лето на берега Адриатики, как правило, между одиннадцатью утра и полднем.
Ветер развевает полы его легкого пиджака и мешает ему говорить.
– Каждому морскому смерчу предшествуют глухие раскаты, от которых содрогается земля и которые происходят...
Ветер обрушивается на Адвоката так яростно, что не дает ему закончить. Он несколько секунд молчит, наклонив голову, а потом продолжает все более поспешно, ибо на исчерпывающие объяснения времени и впрямь уже нет.