Амат
Шрифт:
– Спасибо за предупреждение. Я буду более осмотрителен. Могу идти?
– Не смею тебя задерживать.
Кивнув на прощание Сове, покидаю кабинет, пространство которого звенит от тошнотворной тишины. Выхожу на улицу, радуясь многочисленным звукам мира. Всё же приятно чувствовать себя живым, чего не скажешь о Фелере, который вызвал странные ассоциации. Передо мной был робот, которому несвойственны эмоции и любого рода чувства. И судя по тому, что рассказывали о ситуации с Гаем, импульсивность Фелера значительно преувеличена, потому что, на мой
Обещанная компенсация падает на счёт, и я тут же отправляю сообщение Сове, чтобы уже через минуту чёрный список пополнился ещё одним именем. И этот список довольно короткий. Попадание в него обусловлено существенным нарушением, которые происходят, если пассажиром оказывается такой, как Бегемот. В данном случае он подставил босса, который больше никогда не сможет воспользоваться нашими услугами. И в доказательство прилетает предупреждение о возможных рисках в отношении Бегемота.
Смотрю на время, понимая, что занятия закончились ещё час назад и Алёна уже дома. Поэтому еду на квартиру и заваливаюсь спать, чтобы переварить неприятные события сегодняшнего дня. Просыпаюсь, когда на город уже опустилась ночь. Уставившись в темноту, думаю об Алёне, всё ещё не решив, стоит ли к ней приближаться.
Однозначно ей требуется помощь. Вопрос лишь в том, примет ли она мою. А нужно ли мне это? И на что я рассчитываю? Скорее всего, ни на что, но внутри неприятно зудит, подталкивая к той, что осталась один на один с этим миром. Я встречал много женщин, но ни одна не погрузилась в меня, оставив на поверхности вопрос благосостояния и примитивного паразитизма. Мне же хотелось другого, и, проведя несколько часов в квартире Алёны, я осознал, к чему шёл, желая отдать всё за то чувство, в котором утонул в компании двух девочек.
Ещё некоторое время раздумываю, стоит ли крутиться во дворе знакомого дома, но всё же решаю наведаться и проверить нариков, напомнив о себе. Через полчаса глушу машину под окнами Алёны и наблюдаю за подъездом, выловив три фигуры и яркие огоньки сигарет. Гомон становится громче, и когда они задевают какого-то мужика, входящего в подъезд, покидаю машину и направляюсь к интересующим объектам.
– Вечер добрый, – занимаю проём, и тот, что в прошлый раз удостоился беседы со мной, вжимается в стену. Его дружки выглядят невменяемыми, что подтверждается стеклянным взглядом и трясущимися конечностями.
– Мы с Алёной только здоровались. Ничего лишнего, – сглатывает отступая.
– А я тебе разрешал с ней здороваться? – Отрицательно качает головой. – А почему ты решил, что можно?
– Если нельзя, больше не будем.
Только сейчас понимаю, что его потряхивает, а на лбу выступила испарина, свидетельствующая о необходимости дозы.
– Что, хуёво? – Кивает. – Нечем догнаться?
– Денег нет.
И в этот момент осознаю, что пацан, переминающийся с ноги на ногу, относится к категории информаторов. Как правило, именно такие сливают данные, готовые за бабки поделиться
– Могу помочь, – достаю несколько купюр, размахивая перед его носом.
– Что сделать надо? – пытается схватить, но я отвожу руку, показывая, что не всё так просто. – Убить кого-то?
– Всё намного проще, – остужаю того, кто за дозу способен на самые низкие поступки. – Пойдём, побеседуем.
Жду, когда он вывалится из подъезда, мгновенно забыв о дружках, сжавшихся в углу. Подталкиваю к машине и показываю, чтобы устраивался на переднем сиденье.
– Только это… можно рублями? Валюту менять нужно.
– Поставщик только деревянными берёт? – Кивок. – Ладно, – достаю пачку красных купюр, – если скажешь то, что хочу знать, это, – трясу деньгами, – твоё. Как зовут?
– Колян.
– Так вот, Колян, расскажи-ка мне про Алёну. Как и чем живёт, кто приходит, когда, как часто.
– Симонова Алёна Витальевна. Живёт здесь два года. Купила эту конуру у алкашей за копейки. В хате бомжатник был, она отмыла, сделала небольшой ремонт. Работает в школе танцев, здесь недалеко. Одевается скромно, я два года вижу её в одних и тех же шмотках. Тихая, молчаливая, с соседями не общается. Кроме старухи.
– Старуха – это та, что с девочкой сидит?
– Старая сука даже собственную родню заебала настолько, что они к ней не приезжают. Везде свой нос всунет, поэтому никто с ней старается не сталкиваться.
– А Алёна, значит, сталкивается?
– Старая сидит с девочкой, в свою очередь, Алёна каждые выходные делает уборку в её квартире, жрать готовит и мелкие поручения выполняет: сгонять в аптеку, магазин, оплатить счета.
– Подруги, родственники, коллеги приходят?
– Никого. Ни разу не видел. Только блатные.
– Про блатных поподробнее.
– Приезжают одни и те же, за редким исключением. Один поднимается, требует бабки. Я так понял, её на счётчик поставили.
А вот уже интересно. Может, денег заняла не у тех людей, а вовремя рассчитаться не получилось?
– Чьи будут?
– Не знаю. Того, который деньги забирает, называют Фрол. Худой, высокий, шрам на голове, – показывает на себе в области затылка. – У него в этом месте волос нет, хорошо видно. Иногда её матом кроет, требует больше. Она только отвечает, что отдаёт всё.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не отправиться прямо сейчас к этому Фролу, чтобы объяснить, как с женщинами общаться.
– Часто приезжают?
– Два раза в месяц, иногда три. Не знаю, по собственному желанию или она звонит.
– А мужик? Некому заступиться? – Понимаю, что такового не имеется, но хочу подтверждения от Коляна.
– Был тут один год назад, – прыскает и гогочет. – Папина радость, мамина сладость.
– Это как?
– Рубашечка в клеточку, брючки со стрелками, сандалики, очки – классический задрот. Но рожа смазливая. Провожал её, в уши ссал, хуйню какую-то впаривал. Ей жрать нечего, а он пальцем в небо тыкал и про звёзды рассказывал.