Амброзия
Шрифт:
– Малец, хватит тискаться, нам еще северную часть осмотреть, – за спиной послышался грубый голос Наума.
Лина зарделась. Закусив изнутри щеку, присела домывать бадью. Постаралась незаметно поправить футболку, но та бессовестно не хотела заправляться.
Кирилл хмыкнул, ласково и настойчиво провел рукой по ее плечу.
– Я скоро вернусь, – шепнул и поцеловал в темечко.
Лина не подняла голову и не ответила. Этого не будет. Ни за что!
Власов постоял около нее еще немного, а затем ушел, утащив с собой и ее спокойствие и силу воли. Оглянулся в конце заросшей репейником
Глава 7. Тайна старого дома
Ангелина еще долго чувствовала вкус поцелуя на губах, языке и жарким пламенем в паху. Он будто связывал ее по рукам и ногам. Когда бадья была более-менее вымыта, она плеснула в нее с полведра воды и поплелась в дом. Еще никогда не было так горячо внутри, как сейчас. Ныло под ложечкой, тянуло внизу живота и каждый вдох оказывался недостаточным.
Лина хватала ртом воздух, как выбившаяся на сушу рыба. Сердце не успокаивалось, а прикосновения Кирилла горели клеймом на коже и стучали набатом в висках. Что она наделала? Сорвалась, поддалась страсти.
Это только начало…
Чтобы заглушить поток мыслей, Лина вернулась к изучению бумаг, но буквы и рисунки плясали перед глазами от переполнявших эмоций. И зачем она позволила поцеловать себя? Что за помутнение?
Заказчик все еще мирно спал в соседней комнате.
Время шло.
Солнце осветило комнату красным вечерним золотом.
Незаметно для себя Лина задремала над нарисованными ромашками. Листы соскользнули с рук, отчего она очнулась и ошарашенно уставилась в пол. Тяжело вздохнув, присела собирать бумагу. Хотелось есть, но больше всего вожделенный жар внизу живота не давал покоя. Как теперь пережить еще четыре дня, Лина не представляла.
Закатный свет бродил по деревянному вытертому настилу, вырисовывая на нем причудливые картины и равномерно рассаживая по углам обрывки теней.
Ангелина заметила, как луч солнца проникает в глубину небольшой щели в дощатом полу и освещает подвальное помещение. Отодвинув стол, она откинула тканевую дорожку. Дернула на себя кольца и распахнула створки лаза.
Дохнуло сыростью и старостью. Пыль, словно испуганная мошкара, встрепенулась и затанцевала на солнце.
Деревянная лестница звала вниз.
Подсветки электронного браслета не хватит, потому Лина взяла на трухлявой полке небольшую керосиновую лампу и спустилась в темноту.
Огонь размазывал тени по стенам и трепыхался, словно крылья ночной бабочки.
Стеллажи вытянулись по бокам в два рукава. Они до потолка были завалены папками, бумагой, разными карточками и картонками. Все в стопках, рулонах и бесформенных горах.
Несколько листов попались странной фактуры. Кэйса долго щупала и принюхивалась к материалу, но так в качающейся полутьме и не поняла из чего они. Или бумага ручной работы, или один из очень древних папирусов. Хотела отложить в сторону, чтобы потом при свете изучить, но здесь Ангелине бросилась в глаза дата. Более трехсот лет назад – «1780». Пока это самые старые из тех, что ей приходилось видеть в своей жизни и держать в руках. Невероятно,
Какой в этом сейчас смысл, понять было трудно, ведь медицина так развилась, что люди победили почти все болезни. Все, кроме старости и смертельных вирусов.
В глубине подвала стоял растрескавшийся стол. На нем сформировалась гора свитков и листов размером с ватман. Практически все скрученные в тубусы и связаны нитями пестрых цветов. Тут же раскиданы ошметки трав, пучки сушенных корней, камни разных цветов и форм, вазочки и ступки. Все оплетено паутиной и припорошено толстым слоем пыли.
Ангелина примостила с краю столешницы лампу. Огонь в колбе качнулся, тени по углам встрепенулись, а потом осели. В подвале стоял затхлый протухший запах. Пару раз чихнула так громко, что думала разбудила заказчика. Пусть уже встает! Ей одной здесь безумно страшно. Главное, чтобы не проснулись духи, что скрываются по углам.
С полки съехали документы и шмякнулись на пол. Ангелина подпрыгнула и взвизгнула.
Тьфу, ты! Старушки всякое болтают, но верить в ерунду Кэйса не станет. Здесь ей точно некого бояться. Пусть духи ее опасаются. Только бы здесь сушенной амброзии не было, все остальное можно пережить.
Взяв сверху один из документов, она уставилась на название, что едва ли можно было разобрать из-за витиевато-скрученных между собою букв. Напоминало шифр или граффити. Лина вечно не могла прочитать эти странные надписи на стенах и вагонах монопоезда. Их быстро затирали и перекрашивали, но мода двадцатых – огромный пласт культуры и старые увлечения, как болячкой, заражали целые районы. Существовало несколько городов, где по закону разрешено уличное рисование, но Ангелина там никогда не была. Она нигде не была, кроме Вертиграда.
На бумаге первая «А» оказалась тисненной, потому что прощупывалась пальцами, а дальше вязь цепей, листиков и замков. Лина сразу бросила попытки разобрать. Возможно, это и не важно.
Ниже текст написанный красивым курсивом. Он совпадал по почерку с теми документами, что Ангелина читала наверху.
Полная луна осветила мир, и проснулось зло… кровь полилась по земле, как река.
И утонули, в реке той, долины и поля, горы и города. И достала кровавая вода до Неба. Прогневалось Небо и упало… трижды затопив мир пламенем.
Горела земля, и пылала с нею красная река. Испугалось сего зло: спряталось.
Река сгинула: часть иссякла, часть разошлась по почве тонкими нитями, отравив собою землю, а последние капли провалились глубоко в расщелину. И через века забила оттуда новая вода. Ядовитая. Но не ведали люди, что творят: пили из источника и считали его лечебным.
Ангелина читала текст и погружалась в необъяснимый транс. Будто слова звучат внутри, и читает не она, а мужской голос – глубокий с бархатными нотами. Он разливался по телу кисельными волнами: и читал, читал… Пока у Кэйсы не закружилась голова. Она ухватилась за край стола и склонила голову.