America Latina, или повесть о первой любви
Шрифт:
Было воскресенье, так что машин на дороге не было. До полуночи я успел пройти километров двадцать, набрав около пятисот метров высоты. Кое-где ручейки текли прямо через дорогу, и там на черных скалах сидели россыпи маленьких лягушек — не менее 10 видов, и все разноцветные. Их так много в этом поясе, что есть даже один опоссум (Lestoros inca), питающийся лягушками, которых он находит по голосу.
В трещине скалы я нашел гнездо колибри. Если на равнине эти птички строят гнездышки размером с рюмку, то здесь это была тщательно сплетенная конструкция величиной с футбольный мяч. Кладку защищали от холода толстые
За очередным поворотом дорога нырнула в ущелье небольшого ручья. Под скалой у водопада, обдирая мох с мокрых камней, стояло странное существо размером с агути. Едва я успел понять, кто это, как зверюшка подпрыгнула и юркнула в кусты по узенькой тропке.
Мне снова повезло — насколько я знаю, это было первое наблюдение в природе за северным пуду (Pudu mephistophelis), самым редким из американских оленей. Он известен по нескольким находкам в облачных лесах Перу, Эквадора и Колумбии, но о его образе жизни никто ничего не знает. Теперь я могу предположить, что этот маленький олешек с короткими рожками обитает в самых сырых местах, на дне узких каньонов, где деревья и скалы густо обрастают мхом и бородатыми лишайниками — вероятно, пуду питается ими, как наша кабарга. Подобно кабарге, он прокладывает в непроходимой чаще сеть узеньких тропинок, позволяющих быстро и бесшумно удрать при опасности.
Вскоре я добрел до таблички «Частный заповедник „Союз“ (La Union). Высота 2100 м. Вход без разрешения владельца запрещен. Штраф за вход 10 солей, за наблюдение за петушками 15 солей, за фотосъемку 20 солей». Поскольку вокруг никого не было, я забрался в стоявшую рядом будку на сваях и расстелил спальник. Туман закрыл луну, и повсюду светились микросветлячки (больших на такой высоте нет). Я нашел на дне рюкзака горсть макарон и схрумкал их на ужин с большим аппетитом.
Скальные петушки (Rupicola andina), ради которых и была поставлена будка, появились перед рассветом. Десяток птиц «светящейся» красно-оранжевой с черным расцветки токовал прямо под окном, подпрыгивая и издавая странные гудящие звуки.
«Танцы» продолжались до тех пор, пока лужайку не осветило солнце. Тогда они улетели, а я пошел дальше вверх. Погода выдалась на удивление ясная, и колибри сверкали, как искры, зависая перед бесчисленными орхидеями. Такого разнообразия орхидей (как и колибри) нет, наверное, нигде на свете — одни только каттлеи попадаются дюжины разных цветов, в том числе сказочная Cattleya rex. На дороге виднелись следы очкового медведя, но довольно старые.
Подошедший джип подбросил меня до края леса, где я свернул на едва заметную колею и весело зашагал через парамо к видневшемуся вдали отрогу хребта. Словно волнорез, выдвигается этот кряж в сторону Амазонии, возвышаясь на 4000 метров над равниной. В конце июня сюда часто приезжают туристы, чтобы увидеть знаменитый на всю Южную Америку рассвет. В другое время года восточный склон Анд окутывает густая облачность, но изредка бывают ясные дни — как раз такой, как сейчас.
Удивительно, что даже на такой высоте дорога за три месяца совершенно заросла — дважды я чуть не потерял ее в высокой траве. Дальше к югу парамо уже нет — там восточная сторона гор становится все более
Я нашел избушку на самом краю отрога Tres Cruzes de Oro (Три золотых креста), притащил из леса дрова и попытался развести костер. Гнилые сучья никак не хотели гореть — лишь последней спичкой мне удалось зажечь их, и ночь я провел в тепле в компании крошечной землеройки Cryptotis thomasi, единственной постоянной жительницы домика.
Знаменитый «рассвет Трес Крусес» не обманул моих ожиданий. Поднимаясь сквозь слои тумана, солнце так сильно искажалось, что принимало форму песочных часов, восьмерки и даже «делилось пополам». При этом на лесистые склоны гор ложились самые неожиданные краски. Когда солнце, наконец, вышло из облаков, пасшиеся на склонах белохвостые олени (Odocoileus virginianus) немедленно ушли в лес, а им на смену появились андские.
Не успел я вернуться к дороге, как небо затянули тучи и пошел снег. Я поймал машину «скорой помощи», ехавшую в Куско за лекарствами, и, несмотря на двукратные проколы колес, добрался в город засветло. Заходя по дороге во все кафе и ресторанчики, я дополз до своего отеля и повалился в койку, наевшийся, как удав (Boa constrictor).
Н. Гумилеву
Нет ничего красивей сельвы ранним утром,
Ее окутывает розовый туман,
И словно маленькие блестки перламутра,
Колибри вьются среди спутанных лиан.
Нет ничего чудесней сельвы в знойный полдень,
Когда под листьями кувшинок спит река
И хоровод над белоснежным пляжем водят
Веселых бабочек цветные облака.
Нет ничего прекрасней сельвы на закате.
Огнем пылает в небе перистый муар,
И ждет гостей, уютно спрятавшись в засаде,
Роскошнй призрак, желтоглазый ягуар.
Нет ничего волшебней сельвы ночью темной,
Звучат в ней сотни голосов и голосков,
А в глубине прохладных дупел потаенных
Сверкают россыпи малюток-светлячков.
Нет ничего на свете лучше сельвы дикой,
Но должен я, рожденный средь холодных стран,
Вернуться в скучный серый мир толпы безликой,
Покинув сказочный зеленый океан.
И буду видеть я в окне лишь снег и крыши,
И сном покажется мне в будничной Москве
Что где-то грохот ревунов под утро слышен
И грифы кружатся над лесом в синеве.
Глава седьмая. Золото инков
Мы должны очистить нашу землю от белых, ибо они — источник заразы. Они разносят болезни, поражающие тело. Хуже того, они разносят болезнь, поражающую душу — безумную страсть к золоту.
Проснувшись утром, я обнаружил, что еле двигаюсь — после каждых нескольких шагов голова кружилась так, что я едва не падал. По-видимому, это была укаяльская лихорадка. Тем не менее нашел в себе силы плотно позавтракать (дважды) и побрел в город. К обеду приступ закончился, но я знал, что через день он повторится.