Америка-Ночки
Шрифт:
Замок входной двери щелкнул и на пороге появилась женщина лет сорока, смуглая, круглолицая, тоже курчавая и босиком. Она была пьяней нас. На меня она смотрела одобрительно, словно что-то в моем роде и ожидала увидеть здесь в поздний час.
– Какой хороший мужчинка, – сказала Дотти. – Можно тебя обнять? – она подошла к дивану, я встал, и она прижалась ко мне. Но не явно и не грубо. Осторожно.
Дороти служила вмеcте со Стефани в гуманитарной конторе под громким названием «New Mind», выпускающей одноименный журнал. Они познакомились еще в Кейптануне – две боевые подруги, вместе проехавшие всю черную Африку. У Дороти была взрослая дочь, а с мужем она давно
При ее появлении Стефани ушла в тень, уступив лидерство. Но не из слабости, а просто потому что Дотти хотелось побыть первой.
Она очень хорошо говорила, она была весьма начитанной и знала все на свете. Поэтому ей жилось скучновато, и она нуждалось в небольших добавках марихуаны или чего-нибудь другого, легонького..
Пробовал ли я наркотики? Нет? Тогда самое время.
Я помотал головой и Стефани меня поддержала. Нам хватало и вина.
Вскоре Дотти ушла, еще раз обняв меня на прощание и послав прижавшимся на мгновение лобком нежный привет.
К тому времени вино кончилось, и я стал трезветь, – душа летала все ниже, задевая за крыши одноэтажных домов и ветки деревьев. Вопрос «что делать?» снова вставал на повестку ночи.
– Ты устал, – сказала Стефани, глянув на меня. – Ложись. Надеюсь, тут тебе будет удобно... – и она указала на наш диван.
Господи, что еще нужно человеку. Нежно урчал встроенный в стену нагреватель, рядом тихо тарахтел маленький кошак, пристроившийся у моего бедра.
– А Дотти не будет возражать? – спросил я, имея ввиду что-то другое, еще не совсем понятное мне самому.
Стефани усмехнулась:
– Она моя подруга.
Стефани ушла и вернулась с большим клетчатым покрывалом и парой простыней. Мне показалось, что она чего-то ждет.
Дружеского поцелуя на ночь?
Я подошел, взял ее за плечи и осторожно привлек к себе. Тихий благодарный друг. Европеец по духу и судьбе. Почти соратник. Я положил голову на ее доброе теплое плечо. Ее волосы щекотали мне щеку. Ее большое тело хорошо пахло и прижималось к моему спокойно и приветливо. Я поднял голову, чтобы найти ее маленький рот. Но она легко отстранилась. Как будто я просто неудачно пошутил.
– Ложись, ты устал, тебе надо отдохнуть.
Голос ее не предполагал вариантов.
Спал я плохо, но спокойно. Всю ночь по одеялу лазил маленький кошарик – как жизнь, которая не спит, даже когда ты из нее выпадаешь.
Солнечным утром перед работой мы заехали к Патриции – оказалось, что от нас до нее всего десять минут. Не скажу, что я этому обрадовался. Бледная прозрачная Патриция лежала в своей кладовке с кротким выражением маленькой больной девочки. Рядом с ней сидел Рон. На табуретке лежал пакетик гостинцев. Увидев меня, Рон заулыбался до ушей, но мне почудилось, что он сейчас издаст боевой крик и в страшном прыжке с разворотом ударит меня в горло железным каблуком. Впрочем, за мной тут же вошла Стефани и Рон встал и по-японски закланялся, прощаясь, – ему тоже надо было на работу. Мне это показалось странным, поскольку его машины перед домом не было.
По глазам Патриции я понял, что наконец-то она спокойна за меня – я попал в хорошие руки.
Стефани вызвалась облегчить ее страдания – поскольку нога заживала плохо и болела. Я сел в уголке, а Стефани, со знакомым сильным выдохом, взяла чужую боль на себя. Впечатлительная Патриция тут же заявила, что ей полегчало.
– Нужна ли тебе моя помощь, Триша? – сказал я.
– Нет-нет, – чуть ли не испугалась она. – Все хорошо. Обо мне заботится Рон. Приходит каждый день. Все приносит, – она потянулась ко мне, взяла за
В глазах ее было сочувствие, но прозвучало это так, будто она одобряла происки кармы.
Наконец стали прощаться.
– Да, кстати, Петер, – слабым голосом больной девочки сказала Патриция, подождав, пока Стефани выйдет, – тут ко мне приезжала Сильвия, привезла твой заработок. Сто семьдесят долларов. Так что теперь ты мне почти ничего не должен, Петер.
Сглотнув, я благодарно кивнул.
Контора, в которой работала Стефани, занимала одноэтажное стеклянное зданьице на краю сада, откуда до нашего дома было рукой подать.
– Привет, Гулливер, как дела? – встретил меня прокуренным баритоном какаду.
Неужто я и вправду маленький жалкий Гулливер в кармане этой великаньей страны?
Я попил чаю с тремя сотрудницами «Нового майнда». Присутствовавшая Дороти почему-то избегала смотреть на меня, как бы не узнавая. Интересное кино.
Мой распорядок определился.
Я просыпаюсь вместе с хозяюшками, тихо пережидаю в углу, пока они помоются, выпьют кофе с тостами и помчатся на работу. Не стоит лишний раз мозолить глаза Дороти, которая действительно недовольна, что я еще здесь. Потом, уже не нахлебником, а хозяином дома, я выхожу на крыльцо, потягиваясь и вдыхая утренний еще стылый воздух, в котором к полудню оттаивают все запахи, наливаю молока кошаку, бросаю туда же парочку кусочков сыра, принимаю душ, ставлю на огонь натуральный молотый кофе – роскошь, от которой на днях придется отказаться по причине того, что в банке Дороти почти пусто, складываю в ровную кучку свое постельное белье и заваливаюсь на диван с какой-нибудь философской тряхомудией, которой забит дом.
В час Стефани возвращается на ланч, который я покупаю на наши с ней совместные гроши в китайском ресторанчике, а вечером после работы, если у нее нет занятий в школе, мы отправляемся в город – к ее друзьям или просто поболтаться.
Нас принимают две красивые телки-лесбиянки, ушедшие от мужей и теперь живущие вместе как супруги. Они тоже имеют какое-то отношение к «Новому майнду». Много пьем. С пропитанной духами жгучей брюнеткой Юдит я веду долгий разговор насчет материала в журнале: десять интервью на тему, что дал русской бабе русский капитализм и что она ему дала. «Есть ли у вас перемены?» – горячо интересуется остывшая к нашему брату пышная Юдит, держа раскрытый банан чувственными пальцами перед чувственным ртом, что мешает мне сосредоточиться. «Есть, – встряхиваю я полупьяной головой, стараясь угодить, – проституция. В невиданных масштабах. Вразнос и навынос».
Серый в яблоках дог, ужинавший вместе с нами, разлегся в знак расположения возле моих ног и беспардонно портит воздух. Юдит настораживается, нервно поводит ноздрей, но по первости не улавливает источник и, мужественно улыбаясь, продолжает нашу светскую беседу. Лишь на третий раз дог выдает себя пуком, и Юдит облегченно вздохнув, подносит к его заду горящую спичку:
– Фу, Булзи, как некрасиво...
Не знаю, как Булзи, а я все равно краснею.
Вино все не кончается. Я надираюсь под завязку и выхожу в садик, где мне предлагают освежиться в надувной джакузи. Может, пошутили, но я уже лезу в воду. Прохладно, ветер, небо в сумасшедших звездах. Вдали – огни Лос-Анджелоса. А вода теплая, бегут по телу горячие пузырьки. Или это пальцы Юдит, которая почему-то оказывается рядом со мной. Видит бог, я ее не звал.