Американец
Шрифт:
Повернувшись, он заметил, что Элеонора рассматривает что-то в его тоненькой черной папке.
— Забавно. В твоем расписании нет никакого упоминания о сегодняшнем приеме, — заметила она, закрывая папку и кладя ее на коктейльный столик. — Кстати, тебе не кажется несколько странным, что здесь не было никого из твоего ЮБТК? Так открыто проигнорировать приезд хозяина? Даже не встретить, не поприветствовать…
Палмер покачал головой.
— Ничего страшного. Это нормально. Просто здесь, во Франкфурте у нас нет своего отделения. — Он отхлебнул из своего бокала. — Хотя насчет приема ты,
— Нет, все именно так. Никаких. Во всяком случае, официальных… Сейчас проверим, одну секундочку. — Она сняла трубку телефона, быстро пробежала глазами по списку номеров внутренней связи, набрала один из них, тут же заговорила по-немецки, но, видимо, не получив нужного ответа, нажала на рычаг и набрала другой номер. На этот раз ее звонок, судя по всему, оказался более успешным, поскольку, поговорив несколько минут, Элеонора поблагодарила невидимого собеседника, положила трубку и довольно ухмыльнулась. — Похоже, ты являешься почетным гостем какого-то бюро или агентства Боннского правительства. Они-то и спонсируют весь этот прием. Правда, совместно с одним из местных деловых сообществ.
— Торговой палатой?
— Да, что-то вроде того. Там ожидается свыше пятидесяти важных гостей.
— Mein Gott! Надеюсь, не обязательно быть в смокинге и с черной бабочкой? Или все-таки…
— Да нет, не беспокойся, совсем не обязательно. Вполне сойдет то, что сейчас на тебе. Во всяком случае, для этого приема. Но ведь до него еще несколько часов. — Она нежно погладила его по лацкану дорогого темно-коричневого пиджака, затем, не спрашивая разрешения, стянула его и бросила на спинку стоящего рядом стула.
Позже, в темноте зашторенной спальни Элеонора тихо выбралась из постели и, думая, что Вуди крепко спит, на цыпочках прокралась в гостиную. Он же просто лежал с закрытыми глазами, мысленно рисуя себе картинки, как его любимая девушка разгуливает по комнатам. Не стесняясь и совершенно голая! Впрочем, буквально через пару минут она вернулась с корзиной фруктов в руках, поставила ее на ночной столик.
— Прости, если разбудила. Тебе надо вздремнуть. Все остальное потом…
— Да нет, все в порядке. Как ты думаешь, сексуальное удовлетворение может заменить сон?
Элеонора взяла из корзины апельсин, медленно повертела его в руках. Затем решительно и категорически заявила:
— Может. Но только в постели. Прямо здесь! — И игриво швырнула в него апельсин. Причем так быстро, что он едва успел прикрыть свои гениталии. — Эй-эй, полегче!
— О, pauvre petit choux! [42] — Она начала ласкать его и целовать. — Ну и где у тебя болит, мой маленький?
— Твой сарказм неуместен. Он не всегда такой маленький.
42
Бедняжка! (фр.).
— Где? Вот здесь?
— Нет, не совсем…
— Здесь? — Она прильнула губами к его паху. Несколько раз куснула, потом подняла глаза. —
— Вообще-то я об этом и не помышлял. — Он поднял апельсин с ярко-красной маркировкой на боку «Produkt von Israel». [43]
— Похоже, ты все-таки предпочел этот чертов апельсин своей любимой женщине, — не скрывая откровенной иронии, заметила Элеонора.
43
Произведено в Израиле (нем.).
— Увы, женщины полны противоречий, — ответил Палмер. — Разве не это ты сама предложила мне минуту назад?
Она неопределенно кивнула.
— Сама идея попахивает откровенным сладострастием. Заставляет меня считать себя проституткой, сексуальным объектом, рабыней…
— И это тебя возбуждает?
— Ешь свой апельсин, — приказала она. — Ну а мне хватит твоей маленькой сосисочки.
Глава 26
Ровно в три часа Элеонора ушла к себе в номер, чтобы привести себя в порядок и переодеться. Палмер принял душ, неторопливо выбрал костюм для приема — строго деловой с белой рубашкой и соответствующим галстуком. Из своего многолетнего опыта общения с французскими бизнесменами и официальными лицами он прекрасно помнил, что в их стиле выглядеть как можно более одинаково — аккуратно, чистенько и, что самое главное, не очень броско.
Есть, конечно, и другие формы одежды для деловых тусовок: не совсем традиционный покрой пиджака, какая-нибудь рубашка с необычным покроем воротника или формой пуговиц, не слишком коротко подстриженные волосы. То есть все, что угодно, лишь бы как можно больше отличаться от других, не быть на них похожим…
Выбрав из стопки белых рубашек, аккуратно сложенных горничными, именно ту, которая показалась ему наиболее подходящей для данного случая, Палмер отнес ее в гостиную. Сел в кресло у коктейльного столика, внимательно рассмотрел при свете торшера. Вроде бы обычная, как и все остальные, и все-таки что-то в ней было странным. Что?
С тех пор, как они с Эдис расстались, он, естественно, перестал пользоваться услугами ее домработницы миссис Кэйдж и начал отправлять свои рубашки в прачечную. Поэтому за последние несколько месяцев на всех из них появилась метка «ПАЛМ». На всех, кроме этой! Интересно, почему? Кроме того, уголки ее воротничка были несколько длиннее, чем обычно, и расставлены чуть шире.
Разорвав голубенькую бумажную ленточку, он взял рубашку за воротничок и, резко тряхнув, полностью раскрыл. Из нее выпала подложенная внутрь легонькая упаковочная картонка, но не полетела, как обычно, а просто рухнула на пол. «Совсем как свинец», — подумал Палмер, поднимая ее. Да, на вид толще, чем кладут в нью-йоркских прачечных. И явно тяжелее. Он взял со стола фруктовый нож, осторожно взрезал один край, раскрыл картонку как книжку. Неужели там что-то есть? Что-то настолько важное, чтобы прятать таким сложным образом?