Американская концепция «Большого Ближнего Востока» и национальные трагедии на Ближнем и Среднем Востоке

Шарипов Урал Зиятудинович

В военно-морские силы (ВМС) были включены рода сил: надводные, подводные, авиация ВМС, морская пехота, подразделения противокорабельных ракет, морская охрана, береговые службы и службы тыла. Иранская военная промышленность шаг за шагом осваивала новые технически более сложные образцы. Так, ИРИ закупила за рубежом несколько крупных надводных военных кораблей и подводных лодок, наладила серийное производство малотоннажных военных и транспортных кораблей и судов (сверхмалых подводных лодок и судов на воздушной подушке), катеров и моторных лодок, типа «Фаджр-2», «Кербала», катеров «Ашура 2-1» и «Фатех», оснащенных средствами борьбы с надводными и воздушными целями. В первом десятилетии было начато освоение производства крупнотоннажных военных кораблей.

Общая численность регулярных вооруженных сил — армии и КСИР — превышала 900 тысяч человек, из которых свыше 670 тысяч проходили службу в сухопутных войсках, 100 тысяч — в ВВС, 45 тысяч — в ВМС, 135 тысяч — в частях «Басидж» и 15 тысяч — в силах специального назначения (ССН) «Коде»^{102}.

Таким образом, вооруженные силы Ирана были достаточно сильны, чтобы считать его серьезным военным оппонентом для США.

Однако оценивая в целом проблему национальной

безопасности страны, целесообразно сказать, что в совокупности иранская политика «диалога цивилизаций» и наличие в Иране сравнительно сильного военного потенциала (причем интенсивно нараставшего) в первом десятилетии XXI века не могли полностью гарантировать его безопасность. Дело в том, что ярым противником политического режима ИРИ и его государственных программ выступают США. Так, в частности, Госдепартамент США выдвинул против Ирана обвинение в том, что «в 2001 году Иран продолжал выступать в роли самого активного спонсора терроризма». Поэтому президент США Джордж Буш-младший назвал Иран в числе трех стран, образовавших «ось зла» на БСВ (Ирак, ИРИ, Сирия). По тем же сведениям, Иран оказывал поддержку террористическим группам на Ближнем Востоке, в странах Персидского залива, Африке, Турции^{103}. В данной связи, и в первом десятилетии нового века США не отказались от своей антииранской политической и экономической блокады, продолжали нагнетать враждебную идеологическую обстановку вокруг него. Более того, спекулируя на стремлении Тегерана обзавестись собственной ядерной технологией, США встали на путь угрозы возможного вооруженного нападения на иранские объекты, связанные с атомными разработками.

Таким образом, перед иранским руководством встала альтернатива: либо отказаться от своего намерения приблизиться в данном отношении к уровню передовых держав, либо следовать своему курсу на независимое развитие своего экономического потенциала, включая и атомную технологию, соответствующую его хозяйственным возможностям, но при этом столкнуться с мощным шантажом извне и возможностью иностранных военных акций.

Иран избрал второй путь, и политический курс на этом направлении стал проводить новый президент ИРИ Махмуд Ахмадинежад. Как известно, в результате открытых выборов президента Ирана на смену аятолле Сайду Мухаммаду Хатами 24 июня 2005 года на этот пост заступил сторонник более радикальной внешней политики Махмуд Ахмадинежад. Новые исламские движения и организации, вышедшие на общественную арену наряду с прежними и во многом застойными в своей деятельности, такие как «Вафд», «Братья мусульмане», были более молодежными и знающими реалии только сегодняшнего времени. Они стали перехватывать инициативу не только в области воздействия на общественное мнение, но и в формировании властных структур в мусульманских странах. При этом одни радикалы, которые отличались по характеру своих взглядов от националистов, стояли за решение только социальных проблем внутри своих стран в отдельности, другие — радикалы-глобалисты — призывали к созданию единого исламского фронта, к полному изгнанию иностранных держав из ареала мусульманских стран. Так, на пост президента Ирана был избран представитель именно второго вида радикалов. По оценке многих политологов-международников, администрация М. Ахмадинежада и его ближайшие сподвижники считали, что выполнение миссии превращения Ирана в региональную державу лежит на путях конфронтации с США и безусловной поддержки всех антиамериканских сил на Ближнем Востоке на основе исламской солидарности.

С точки зрения западных ядерных держав, М. Ахмадинежад стал проводить открыто националистический и антиимпериалистический внешнеполитический курс: то есть, несмотря на угрозы санкций со стороны мировых держав, принялся интенсивно претворять в жизнь программу на ускорение и расширение создания национальной ядерной промышленности, включая технологии обогащения урана. Кроме того, Запад, Израиль и соседние страны региона не могли не видеть целенаправленные действия Тегерана по созданию баллистических ракет, способных поражать объекты на расстоянии нескольких тысяч километров. Но наибольшее беспокойство этих стран вызывали слухи о намерениях Ирана разработать свое собственное ядерное оружие^{104}.

Иранское правительство заявило, что не откажется от своего намерения полностью выполнить программу создания собственной ядерной технологии для нужд своей энергетики. В этих целях в городе Арак было предусмотрено задействовать новую мощную центрифугу для производства ядерного топлива^{105}. В Араке был построен завод по производству тяжелой воды, в Натанзе — уранообогатительный завод, в Кередже — ядерный исследовательский реактор, все большее количество центрифуг по обогащению урановой руды друг за другом вступали в строй, и данный факт признавался иранским правительством (причем многие центрифуги завозились из-за границы). Основным поставщиком этой техники считается Пакистан, в недавнем прошлом успешно создавший ядерное оружие. Факт передачи оборудования в Иран «отцом» пакистанской ядерной бомбы Абд-аль-Кадиром Ханом подтверждался и в Исламабаде, и в Тегеране на полуофициальном уровне.^{106}

Американское давление на мировую общественность, с целью запретить Ирану заниматься разработками своего ядерного потенциала, с первых же шагов встретило определенную обструкцию со стороны России и Китая, которые заявили, что не поддержат многого из списка санкций в отношении Тегерана. Более того, Москва подтвердила, что полностью выполнит свои обязательства перед Ираном по завершению строительства и ввода в строй АЭС в Бендер-Бушехре.

Более того, в Совет Безопасности ООН Москва представила свои поправки в подготовленную западными державами резолюцию о санкциях против Тегерана, в связи с его несогласием свернуть работу по созданию мощностей по обогащению урана на своей территории. Российская делегация в СБ ООН заявила, что санкции должны быть ограниченными и охватывать только поставки Ирану товаров, услуг и технологии, шедших на производство военной продукции: ракет и разработку ядерного оружия.

На фоне существовавших международных противоречий ИРИ — как с США и западными державами, так и с некоторыми странами в пределах региона Персидского залива, — как характеризовалась иранская политика в отношении внешних угроз?

Экспертами-политологами и СМИ в мировом сообществе приводились различные, зачастую противоречивые факты, чтобы обосновать

свои выводы о реальном векторе иранской внешней политики в тот или иной временной отрезок. В частности, в апреле 2006 года, когда стала обостряться критика «атомного проекта Тегерана», приводились следующие аргументы: а) ядерные технологии Ирана будут служить интересам мира и сотрудничества с другими странами. Об этом заявил журналистам в Дамаске бывший президент ИРИ Али Акбар Хашеми-Рафсанджани; б) иранские власти и представители иранской элиты активно изымают свои многомиллиардные вклады из ряда западных банков и размещают их в банках Азии и, естественно, Швейцарии, территория которой под санкции, как правило, не подпадает. Многие иностранные эксперты оценили происходившее как один из предварительных этапов подготовки Тегерана к возможному военному нападению со стороны Соединенных Штатов и их союзников, и на тот случай, если попытка урегулирования ситуации вокруг ядерной программы Ирана не даст результатов.^{107}

Подобная картина, с некоторой вариативностью о характеристиках действий как Тегерана, так и его оппонентов, наблюдалась и в последовавшие годы. Однако главная политическая линия Тегерана была четко обозначена и, несмотря на различные тактические действия иранской дипломатии, по существу осталась неизменной.

Хотя западные державы в целом были весьма настойчивыми в том, что касалось необходимости международной инспекции атомных объектов Ирана, руководство ИРИ шло на уступки только тактического характера. После долгого давления извне в течение 2006 года иранские власти допустили приезд в страну делегации инспекторов с целью ознакомления с работой объектов, связанных с ядерной технологией^{108}. Однако на всех международных встречах иранские ответственные лица неизменно отказывали требованиям иностранных держав прекратить работы по обогащению урана. Как сказал президент ИРИ М. Ахмадинежад, «если мы сейчас пойдем на попятную, нам никогда не дадут возможности сделать и шагу, чтобы иметь национальную атомную промышленность»^{109}. В данной связи, руководитель по переговорам с иностранными державами по ядерной проблематике, председатель Национального совета безопасности ИРИ Али Лариджани на Международной конференции по стратегической безопасности в мире, проходившей в Мюнхене в феврале 2007 года, заявил, что «несмотря на любого рода давления, включая и резолюции СБ ООН и угрозы внешней агрессии против Ирана, ИР И никогда не откажется от своей программы по созданию своей атомной промышленности в национальных интересах мирного использования урана»^{110}. Поэтому на совещаниях экспертов МАГАТЭ и министров иностранных дел ведущих держав — США, России, Англии, Франции, Германии и Китая — в Берлине и Лондоне в феврале 2007 г., а 24 марта на заседании в СБ ООН были приняты резолюции о начале действия режима международных экономических санкций против ИРИ: на первых порах для Ирана — запрет на получение иностранных кредитов, закупку вооружений, а через 60 дней (если Тегеран не уступит) — ужесточение санкций^{111}. Причем европейцы, а также РФ и КНР стояли за продолжение диалога с Тегераном и за ограничение санкций, недопущения военных вариантов в отношении Ирана. Вашингтон же настаивал на применении весьма жестких мер к ИРИ. Американское давление на западные правительства усилило антииранские требования и со стороны НАТО, в том числе — Франции, Германии, Англии, Италии. Пекин и Москва продолжали выступать в качестве международного смягчающего фактора и предлагали политический диалог с Тегераном.

Что касается Ирана, то незыблемость его внешнеполитического курса была обусловлена устойчивостью внутриполитических позиций центральной власти. Президент М. Ахмадинежад потерял поддержку в части политической и бизнес-элиты в провинциях, что явно проявилось в результатах прошедших осенью 2006 года выборов в муниципальные советы и в Собрание экспертов (орган, контролирующий и избирающий верховного лидера Исламской Республики Иран). Тем не менее зарубежные политики и политологи не сомневались, что Тегеран не пойдет на большие уступки западному давлению^{112}. После принятия резолюции СБ ООН от 24 марта 2007 года № 1747 по атомной проблематике ИРИ руководство этой страны в лице президента и министра иностранных дел недвусмысленно отвергли претензии мировых держав. Они утверждали: «Нынешний курс — это стратегическое направление дальнейшего движения Ирана». Что касается указанной и других резолюций СБ ООН, то президент Махмуд Ахмадинежад заявил, что «Иран не признает эти решения, так как они пытаются сохранить колониальную монополию Запада на ядерную технологию. ИРИ, со своей стороны, продолжит создание полного цикла национальной атомной промышленности»^{113}. Его позицию всецело поддерживал духовный руководитель ИРИ аятолла Али Хаменеи^{114}.

Иранское руководство, хотя и весьма жестко, но довольно своевременно воспользовалось тупиковым положением США в Ираке и нараставшими противоречиями в высших эшелонах власти этой супердержавы (между демократической и республиканской партиями). Его целью было, чтобы Иран без крупных трагических осложнений вошел в число обладателей ядерной технологии, и чтобы укрепил свои позиции в регионе БСВ в качестве мощной политической и военной силы, а также обладателей крупных запасов углеводородов.

Что касается последней области, то, как известно, в кругу крупнейших потребителей углеводородов на международном рынке в последнем десятилетии заметное место занимает Китайская Народная Республика. По темпам развития и роста потребления сырьевых товаров эта крупная держава не уступала США. По официальным данным, подтвержденные запасы углеводородов в этой стране были примерно в 10 раз меньше, чем в России, и в 6 раз меньше, чем в Иране. Поэтому одной из стратегических задач Китая, который стал претендовать на статус второй сверхдержавы мира, являлось обеспечение бесперебойного импорта этих ресурсов. Иран же, в свою очередь, располагал весьма богатыми разведанными запасами нефти, которые составляли 8-9% общемировых запасов, а по запасам природного газа — 15,1%: то есть по ресурсам нефти Иран занимал третье место в мире после Саудовской Аравии и Российской Федерации, а по природному газу — второе после России. При этом себестоимость добычи углеводородов была почти такой же, как в Саудовской Аравии, но ниже в 4 раза, чем в России. Таким образом, объективно сотрудничество Китая и Ирана приобрело долговременный характер и охватило не только экономическую, но в определенной степени и политическую сферы.