Американская трагедия. (Часть 1)

Драйзер Теодор

Она оглянулась, видимо, очень испуганная, но Клайд только рассмеялся. Он был в восторге: наконец-то жизнь порадовала его таким восхитительным подарком!

– Я никогда в жизни не делала ничего подобного, – продолжала она. – Честное слово! Пустите меня. Это только потому, что вы сказали…

Но Клайд, не отвечая, крепко прижал ее к себе; его бледное лицо и темные жадные глаза были совсем близко от ее лица. Он целовал ее снова и снова, несмотря на ее протесты; ее маленький рот, подбородок, щеки были так прелестны, что невозможно было устоять, и он, слишком взволнованный, чтобы говорить более мужественным тоном, шептал умоляюще:

– Роберта, дорогая, ради

бога, ну скажите, что вы меня любите? Скажите? Я знаю, что любите, Роберта! Я знаю! Я с ума схожу по вас! Скажите! У нас так мало времени!

И он снова целовал ее щеки и губы. И вдруг почувствовал, что она слабеет. Она стояла безвольная и покорная в его объятиях; он смутно понял, что с ней творится что-то странное. Внезапно по лицу ее потекли слезы; ее голова упала ему на плечо, и он услышал шепот:

– Да, да, да, я люблю вас! Да, люблю, люблю!

В ее голосе послышалось рыдание, то ли от горя, то ли от блаженства, и Клайд был так глубоко тронут ее искренностью и простотой, что и у него на глазах выступили слезы.

– Роберта, дорогая, все будет хорошо. Не надо плакать. Вы такая милая. Правда, правда, Роберта!

Он поднял глаза и увидел на востоке, над низкими крышами домов, тоненький светящийся краешек восходящей июльской луны. И в это мгновение ему показалось, что жизнь дала ему все – все, чего только можно пожелать.

Глава 18

Это свидание, как поняли и Клайд и Роберта, было только прелюдией к новым бесчисленным встречам и радостям, которые ждали их впереди. Они обрели любовь. Они были восхитительно счастливы, несмотря на все затруднения и препоны. Но как быть дальше, как найти способ видеться чаще? Уже само по себе положение Роберты в доме Ньютонов было серьезной помехой в ее отношениях с Клайдом, и особо приходилось задуматься над тем, как быть с Грейс Марр. Грейс была еще больше скована, чем Роберта, и своей внешней непривлекательностью и, главное, мещанскими предрассудками и строгими правилами сектантски-религиозного воспитания. Однако и она хотела повеселиться и почувствовать себя свободной. Роберта, веселая и подчас даже смелая, в сущности, была скована теми же условностями, что и Грейс, но Грейс воображала, будто ее подруга несравненно более свободна. Поэтому она очень льнула к Роберте, которую это несколько утомляло. Грейс воображала, что они с Робертой могут обмениваться признаниями, шутками, мыслями обо всем, что касается любви, могут безбоязненно поверять друг другу свои мечты. Это было единственным развлечением в ее довольно безрадостной жизни.

Но Роберте, даже до того, как в ее жизнь вошел Клайд, совсем не нравилась эта навязчивость. Ей это надоедало. А затем она почувствовала, что не может говорить с Грейс о Клайде, – и не потому только, что Грейс, конечно, будет возмущаться и ревновать, но и потому, что Роберта не решалась даже наедине с собой разбираться в тех неожиданных мятежных чувствах, которые теперь ею завладели. Встретив и сразу полюбив Клайда, она боялась и думать, до чего она дойдет в своем отношении к нему. Ведь подобная близость между богатыми и бедными здесь под запретом. Нет, она вовсе не желала говорить о Клайде с Грейс.

И когда в понедельник вечером, на другой день после поездки на озеро, Грейс весело и фамильярно спросила Роберту о Клайде, Роберта мгновенно решила притвориться, что она вовсе не так уж им интересуется, как Грейс, может быть, думает. Поэтому она сказала только, что он был очень любезен и спрашивал о Грейс. Услышав это, Грейс недоверчиво покосилась на подругу.

Правду ли она говорит?

– Он был так мил, что я подумала, не влюблен ли он в тебя.

– Вот глупости, – слукавила Роберта, немного встревоженная. – Да он и не смотрит на меня никогда. И потом, на фабрике такое правило, что ему нельзя познакомиться со мной ближе, пока я там работаю.

Это лучше всего успокоило подозрение Грейс: по самому складу своего ума она не представляла себе, как можно нарушить правила, установленные владельцами фабрики. Но Роберта, опасаясь, как бы ее имя в сознании Грейс не осталось связанным с именем Клайда, решила быть вдвойне осторожной и притворяться, будто она глубоко равнодушна к нему.

Затем возникли новые трудности, новые огорчения, тревоги и страхи, не имевшие ничего общего с прежними. После того как они с Клайдом объяснились и окончательно поняли, что любят друг друга, Роберта все же не видела возможности встречаться с ним иначе, как тайком, очень редко и настолько случайно, что она никогда не могла наверняка назначить день следующей встречи.

– Понимаете, – объясняла она Клайду через несколько дней (ей удалось вечером ускользнуть на час из дому, и теперь они вышли по Тэйлор-стрит к пологому берегу реки, за которой расстилались поля), – Ньютоны никуда не ходят, не пригласив меня с собой. И даже если бы они сами не приглашали, Грейс никуда без меня не пойдет. Мы с нею очень долго дружили, когда жили в Трипетс-Милс, и она привыкла ко мне, как к родной. Но теперь все по-другому, и я просто не знаю, какой найти выход. Что мне сказать – куда я иду, с кем?

– Понимаю, милая, – нежно и ласково ответил Клайд. – Все это верно. Но как же нам быть? Или вы думаете, что мне достаточно видеть вас на фабрике?

Он смотрел на нее так серьезно и умоляюще, что она, растроганная, захотела утешить его и поспешно прибавила:

– Нет, я так не думаю, милый. Вы ведь знаете. Но что же делать? – Она нежно погладила его тонкую, нервную руку с длинными пальцами. – Вот что, – прибавила она, подумав: – Моя сестра живет в Гомере, это тоже в штате Нью-Йорк, тридцать пять миль к северу отсюда. Я как-нибудь скажу, что поеду к ней в субботу после обеда или в воскресенье. Она давно писала и звала меня, но раньше я не думала ехать. А теперь я могла бы съездить… то есть… я могла бы…

– Ну, конечно! – с жаром воскликнул Клайд. – Великолепно! Прекрасная мысль!

– Надо подумать, – продолжала она, не обращая внимания на его возгласы.

– Если не ошибаюсь, сперва нужно доехать до Фонды, там пересадка. Отсюда я могу поехать на трамвае в любое время, а из Фонды по субботам идут только два поезда – в два часа и в семь. Значит, я могу выехать в любое время до двух, а потом, понимаете, я просто могу опоздать на двухчасовой поезд, вот и все. Тогда можно ехать семичасовым, правда? А вы будете там или встретите меня по дороге, чтобы здесь никто не видел нас вместе. В семь часов я поеду к сестре, а вы вернетесь в Ликург. С Агнессой я все устрою, я уверена. Я напишу ей.

– А до тех пор как же? – спросил он, недовольный и огорченный. – Ведь это еще не скоро!

– Я постараюсь что-нибудь придумать, милый, но не знаю, выйдет ли. И вы тоже подумайте. А теперь я должна идти, – прибавила она беспокойно.

Она тотчас встала, заставила и Клайда подняться и посмотреть на часы; оказалось, что уже около десяти.

– Но как же нам быть? – настаивал он. – Разве вы не можете сказать Ньютонам в воскресенье, что идете в какую-нибудь другую церковь? А вместо этого встретиться где-нибудь со мной. Откуда они узнают?