Американские боги (пер. А.А.Комаринец)

Гейман Нил

– Покажешь мне? Я тогда покажу тебе мою, – сказал Тень.

– Удача мужчины – его дело и ничье больше, – натянуто ответил Среда. – Я бы не стал просить тебя показать твою.

Тень бросил монету в щель, потом взял собственную полоску бумаги и прочел:

ВО ВСЯКОМ КОНЦЕ – НОВОЕ НАЧАЛО

СЧАСТЛИВОГО ЧИСЛА У ТЕБЯ НЕТ

ТВОЙ СЧАСТЛИВЫЙ ЦВЕТ – МЕРТВЫЙ

Твой девиз: КАКОВ ОТЕЦ, ТАКОВ И СЫН

Тень скривился. Свернув предсказание,

он убрал его во внутренний карман.

Они пошли дальше – по красному переходу, мимо комнат с пустыми стульями, на которых отдыхали скрипки, виолы и виолончели, игравшие сами по себе, – только опусти в щель жетон. Клавиши нажимались, цимбалы ударяли друг о друга, мундштуки выдували сжатый воздух в кларнеты и гобои. Не без иронии Тень заметил, что смычки струнных инструментов, водимые механическими руками, никогда, собственно, не касались струн, которые спустились или вообще отсутствовали. Неужели все мелодии в этом здании играют ветер и ударные? Или где-то есть сто и магнитофонные записи?

Словно пройдя несколько миль, они вышли наконец в зал под названием «Микадо», одна из стен которого показалась Тени псевдовосточным кошмаром из девятнадцатого века: из недр увитой драконами сцены смотрели на посетителей автоматы-барабанщики со лбами, похожими на панцири жуков, и без устали били в барабаны и цимбалы. В настоящий момент они величественно терзали «Пляску смерти» Сен-Санса.

На скамейке перед автоматом «Микадо» сидел Чернобог, пальцами выбивая на коленке ритм. Дудели флейты, звякали колокольчики.

Среда присел рядом с ним. Тень решил остаться стоять. Не переставая правой отстукивать ритм, Чернобог левой пожал руку сперва Среде, потом Тени.

– Добрый вечер, – сказал он и снова обмяк, по видимости, наслаждаясь музыкой.

«Пляска смерти» подошла к бурному и нестройному концу. То, что все хитроумные инструменты были несколько расстроены, только усиливало ощущение трансцендентности этого места. Началась новая музыкальная пьеса.

– Как прошло ограбление банка? – спросил Чернобог. – Все в порядке?

Он встал, похоже, ему не хотелось покидать «Микадо» и его грохочущую, нестройную музыку.

– Как по маслу, – отозвался Среда.

– Бойня выплачивает мне пенсию, – сказал Чернобог. – О большем я и не прошу.

– Это долго не продлится, – возразил Среда. – Ничто не длится вечно.

Снова коридоры, снова музыкальные автоматы. Тень вдруг сообразил, что они идут вовсе не туристическим маршрутом, но кружат иным путем, выдуманным самим Средой. Вот они спустились по пандусу, и Тень, совсем сбитый с толку, спросил себя, не были ли они уже здесь раньше.

Чернобог вдруг схватил Тень за локоть.

– Скорей иди сюда, – сказал он, таща его к большой стеклянной витрине у стены. Внутри оказалась диорама: бродяжка спал перед дверями церкви. «СОН ПЬЯНИЦЫ» – значилось на табличке, разъяснявшей посетителям, что перед ними автомат девятнадцатого века, который некогда стоял на английском железнодорожном вокзале. Прорезь была расширена с тем, чтобы вместо английских пенни

в нее теперь пролезала латунная валюта Дома на Скале.

– Опусти жетон, – приказал Чернобог.

– Зачем?

– Ты должен это увидеть. Я тебе покажу.

Тень повиновался. Пьяница в церковном дворе поднял к губам бутылку. Одно из надгробий повалилось на сторону, открывая труп, поднимающий руки со скрюченными пальцами; на месте цветов показался ухмыляющийся череп. Справа от церкви возник призрак, а слева – нечто, лишь едва различимое, остроносое, пугающе птичье лицо. Бледный босховский кошмар легко выплыл из надгробия и исчез среди теней. Потом отворилась дверь церкви, и на пороге показался священник. С его появлением призраки, чудовища и трупы исчезли, и на кладбище остались только священник и пьяница. Священник окинул бродягу презрительным взором и, пятясь, отступил в открытую дверь церкви, которая за ним затворилась, оставив пьяницу одного.

От механической «сказки» Тени стало не по себе, но он никак не мог понять, почему его так встревожила эта заводная игрушка.

– Знаешь, почему я тебе это показал? – спросил Чернобог.

– Нет.

– Весь мир таков. Это и есть реальный мир. Он – там, в этом ящике.

Они прошли через кроваво-красную комнату, заставленную старыми театральными органами, огромными органными трубами и странными медными чанами, по всей видимости, спасенными с пивоварни.

– Куда мы идём? – спросил Тень.

– На карусель.

– Но мы уже с десяток раз проходили указатели на карусель.

– Он идет своим путем. Мы движемся по спирали. Самый короткий путь – иногда самый долгий.

У Тени начали болеть ноги, да и афоризм Среды не вызывал особого доверия.

В зале, потолок которого терялся в высоте, а всю середину занимало огромное черное и похожее на кита чудище, державшее в гигантских фиброгласовых челюстях макет шхуны, механический автомат наигрывал «Octopus Garden». Оттуда они прошли в Зал Путешествий, где увидели выложенную плиткой машину, действующий инкубатор сумасбродного карикатуриста Рьюба Голдберга, ржавеющие рекламные плакаты «Бурма шейв» на стене.

Очисть подбородок Долой щетину «Бурма Шейв» Жизнь трудна

– значилось на одном, а на другом:

Жизнь – грязь и тина Со смертью в конце… Но зачем же щетину Растить на лице? Бритвы «Бурма»! Он обещал, что исполнить не мог, Дорога свилась, как змея… И Гробовщик и Великий Бог Теперь для него – друзья. Бритвы «Бурма»!