Американские боги (пер. А.А.Комаринец)

Гейман Нил

Они проводили старика назад в дом, вверх по лестнице в его комнату. В углу семейной спальни стоял маленький телевизор. Проходя мимо него, Тень заметил, как диктор ухмыляется и подмигивает ему. И, уверившись, что никто не смотрит в его сторону, показал телевизору средний палец.

– У них нет денег, – сказал Шакал, когда они вернулись в катафалк. – Завтра он придет к Ибису. Он выберет самые дешевые похороны. Полагаю, друзья будут уговаривать его сделать все по высшему разряду, устроить ей последнее прощание в передней зале. А он станет ворчать. Нет денег. Ни у кого в этих местах сейчас нет денег. Как бы то ни было, через

полгода его не станет. Через год в лучшем случае.

В свете фар медленно вращались и плыли снежинки. На юг надвигался снегопад.

– Он болен? – спросил Тень.

– Не в этом дело. Женщины переживают своих мужей. Мужчины – мужья вроде него – после смерти своих жен долго не живут. Вот увидите – он начнет путаться и заговариваться, все знакомые вещи исчезнут с ее уходом. Он устанет, начнет слабеть, потом сдастся – и вот он уже мертв. Возможно, его унесет воспаление легких, а может быть, это будет рак или просто остановка сердца. Сперва наступает старость, потом нет больше сил бороться. Потом вы умираете.

Тень задумался.

– Шакал?

– Да?

– Вы верите в существование души? – Это был не совсем тот вопрос, какой он собирался задать, и он сам удивился, что такое сорвалось с его уст. Он собирался спросить об этом не столь прямо, но иносказания тут были явно не к месту.

– Как сказать. В прошлом все было ясно. Умерев, человек становился в очередь и со временем держал ответ за дурные и добрые свои поступки, и если его дурные поступки перевешивали перо, мы скармливали его душу и сердце Аммету, Пожирателю душ.

– Наверное, он съел немало людей.

– Не так много, как вы думаете. Это было поистине тяжелое перо. Нам его специально изготовили. Нужно было быть распоследним злодеем, чтобы перевесить эту «пушинку». Остановитесь тут, у заправки. Надо залить несколько галлонов.

Улицы были тихи – той тишиной, какая всегда сопутствует первому снегу.

– Снежное будет Рождество, – сказал Тень, вставляя пистолет в отверстие бензобака.

– Ну да. Черт. Этот мальчишка был чертовски везучим девственницыным сыном.

– Иисус?

– Везунчик. Он мог упасть в выгребную яму, и ему все как с гуся вода – ни душка. Черт, это ведь даже не его день рождения, это вы знаете? Он забрал его у Митры. Еще не встречали Митру? В красной шапке. Приятный парнишка.

– Нет. Думаю, нет.

– Что ж… Я в наших краях Митру не видел. Он – сын полка. Может, вернулся на Восток, прохлаждается там теперь, но, думается, с большей вероятностью он уже исчез. Такое случается. То каждый солдат в империи должен принять душ в крови пожертвованного тебе быка. А то вдруг и день твоего рождения позабыли.

«Св-шш», – прошуршали по ветровому стеклу дворники, сдвигая в сторону снег, прессуя снежинки в комья и завитки прозрачного льда.

Светофор мигнул на мгновение зеленым, потом зажегся красный свет, и Тень нажал на тормоз. Катафалк занесло и развернуло на пустой дороге, и лишь потом он остановился.

Загорелся зеленый. Тень вел катафалк на скорости десять миль в час, что было более чем достаточно на скользкой дороге. Катафалк был вполне рад неспешно тащиться на второй передаче: наверное, он часто так ездит, подумал Тень, задерживая остальные машины.

– Неплохо проделано, – похвалил Шакал. – Да, Иисус тут неплохо устроился. Но я встречал парня, который сказал, будто видел, как он стопорил машину

на трассе в Афганистане и никто не останавливался, чтобы его подвезти. Знаешь? Все зависит от того, где ты.

– Думаю, надвигается настоящая буря, – сказал Тень, имея в виду погоду.

Когда спустя долгое время Шакал наконец открыл рот, говорил он вовсе не о погоде:

– Возьмите нас с Ибисом. Через несколько лет мы останемся не у дел. У нас есть кое-какие сбережения на черный день, но черный день давно уже наступил и с каждым годом становится все чернее. Гор сошел с ума, он по-настоящему не в себе: все время проводит в облике сокола, питается падалью, которую сбили машины на трассе. Ну что это за жизнь? Баст ты видел. А мы еще в лучшей форме, чем многие. У нас хотя бы есть немного веры, за счет которой мы живем. У большинства неудачников нет и этого. Это как похоронные конторы – настанет день, и большие ребята скупят вас, нравится вам это или нет, потому что они больше и расторопнее и потому что они работают, а не сидят сложа руки. Черт побери, битвы ничего тут не изменят, потому что это сражение мы проиграли, когда прибыли в эту зеленую страну сто, тысячу или десять тысяч лет назад. Мы прибыли, а Америке просто на это плевать. Поэтому нас скупают, или мы вкалываем, держимся на плаву или снимаемся с места. Поэтому, да, буря надвигается.

Тень свернул на улицу, где все дома за исключением одного были мертвы, пусто смотрели слепыми и заложенными окнами.

– Сверните на дорожку к черному ходу, – сказал Шакал.

Тень задом подогнал катафалк так, что он почти касался двойных дверей черного хода. Ибис открыл катафалк и двери морга, а Тень расстегнул ремни на каталке и вытащил ее наружу. Развернулись и упали ножки на колесах. Тень подкатил каталку к столу для бальзамирования, а потом подхватил Лайлу Гудчайлд, укачивая ее тело в непрозрачном мешке будто спящего ребенка, и аккуратно положил на стол в промозглом морге, словно боялся разбудить ее.

– Знаете, у меня есть доска для перекладывания, – сказал Шакал. – Вам было необязательно ее нести.

– Не страшно, – ответил Тень. Он все больше начинал говорить как Шакал. – Я сильный. Мне не тяжело.

Ребенком Тень был маленьким для своего возраста, сплошь колени и локти. На единственной детской фотографии Тени, которая понравилась Лоре настолько, что она вставила ее в рамку, был изображен серьезный парнишка со спутанными волосами и темными глазами, стоявший возле стола, с горкой заваленного пирогами и печеньем. Тень полагал, что снимок сделали на каком-то рождественском празднике в посольстве, поскольку одет он был в лучший костюмчик с галстуком-бабочкой.

Они с матерью слишком часто переезжали с места на место: сперва из одного европейского посольства в другое, где его мать работала в отделе распространения информации дипломатической службы, транскрибируя и рассылая засекреченные телеграммы по всему миру; потом, когда ему исполнилось восемь лет, они вернулись в США, они с матерью (из-за слишком частых приступов болезни она уже больше не могла работать постоянно), неугомонно перебирались из города в город, проводя год тут, год там; когда она чувствовала себя сносно, то подрабатывала машинисткой. Они никогда не задерживались на одном месте достаточно долго, чтобы Тень успел обзавестись друзьями, почувствовать себя дома, расслабиться… А Тень был маленьким ребенком…