Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси

Гейман Нил

Схватив Паука за правую руку, Толстый Чарли вывернул ее ему за спину, потом сел брату на грудь и навалился всем весом.

— Сдаешься? — спросил он.

— Нет.

Паук елозил и извивался, но Толстый Чарли сидел крепко.

— Обещай мне кое-что, — сказал Толстый Чарли. — Обещай, что уберешься из моей жизни и навсегда оставишь нас с Рози в покое.

На это Паук сердито выгнулся и сбросил Толстого Чарли, который приземлился на пятую точку, а затем распластался на кухонном линолеуме.

— Ну вот, — сказал Паук. — Я же тебе говорил.

Кто-то

барабанил в дверь. Это был повелительный стук, какой обычно говорит, что кому-то настоятельно нужно войти и что отказа он не потерпит. Толстый Чарли свирепо глянул на Паука, тот недоуменно нахмурился, и оба медленно поднялись на ноги.

— Мне открыть? — спросил Паук.

— Нет, — отрезал Толстый Чарли. — Это мой дом, черт побери. И большое спасибо, я сам пойду открою свою треклятую дверь.

— Как хочешь.

Толстый Чарли осторожно спустился, но на последней ступеньке обернулся.

— Когда я с этим покончу, — сказал он, — придет твой черед. Собирай вещи. Тебе одна дорога — за порог.

Заправив в штаны рубашку, смахнув с них соринки и вообще пытаясь выглядеть так, будто не дрался на полу, он подошел к двери. Открыл.

На пороге стояли два дюжих полицейских в форме и одна маленькая полицейская — экзотической внешности и в строгом штатском костюме.

— Чарльз Нанси? — спросила Дейзи и посмотрела на него без всякого выражения, словно они незнакомы.

— Хр-м… — выдавил Толстый Чарли.

— Вы арестованы. У вас есть право…

Толстый Чарли повернулся к лестнице.

— Сволочь! — крикнул он. — Сволочь, сволочь, сволочь, сволочная сволочь, СВОЛОЧЬ!!!

Дейзи похлопала его по руке.

— По-хорошему пойдете? — негромко спросила она. — Потому что в противном случае мы можем повести вас насильно. Но я бы не рекомендовала. Мои спутники делают это с излишним энтузиазмом.

— По-хорошему пойду, — сказал Толстый Чарли.

— Хорошо, — ответила Дейзи, вывела Толстого Чарли на улицу, усадила в черный полицейский фургон и заперла дверцу снаружи.

Полицейские обыскали квартиру. В комнатах наверху их встретило единственное живое существо — маленький черный паучок. В конце коридора имелся чуланчик с окном, а в нем несколько коробок с книгами и ведро с игрушечными машинками. Заглянув в чулан, копы не нашли ровным счетом ничего интересного.

Паук лежал на диване у себя в спальне и дулся. К себе он ушел, когда Толстый Чарли спустился открывать дверь. Ему нужно было посидеть одному. Он терпеть не мог разговоров начистоту. Обычно он сматывал удочки еще до них или в самый момент, и теперь Паук знал, что пора исчезнуть, но ему все равно не хотелось.

Он сомневался, а правильно ли поступил, отправив Рози домой.

Нет, ему хотелось (а Паук всегда руководствовался тем, что ему «хочется», а не «должен» или «следует») поговорить с Рози, объяснить, что она нужна ему, ему, Пауку. Что он не Толстый Чарли. Что он совсем другой. Тут бы проблем не возникло и труда тоже бы не составило. Хватило бы слов с достаточной убежденностью в голосе:

«На самом деле я Паук, брат Толстого Чарли, и тебя это совершенно устраивает. Нисколько не волнует», и вселенная чуть-чуть подтолкнула бы Рози, и она бы со всем согласилась — в точности как час назад безропотно пошла домой. Она была бы не против, совсем не против.

Вот только он знал, что в глубине души она была бы очень против.

Люди не любят, когда боги ими играют. На первый взгляд им все нравится, но в глубине души они чувствуют, что их дергают за ниточки, и обижаются. ОНИ ЗНАЮТ. Паук мог бы велеть ей стать счастливой, и она стала бы счастливой, но с тем же успехом он мог бы нарисовать улыбку у нее на лице — вот только в глубине души она бы не поверила, что улыбка ее собственная. На короткий срок (а до сих пор Паук мыслил лишь с точки зрения кратких сроков) — подумаешь, какая важность, но в перспективе ведет к проблемам. А ему не нужна была терзаемая бессильной яростью фурия, которая в душе его ненавидит, а с виду — совершенно нормальная, всем довольная, улыбчивая кукла. Ему нужна Рози.

А если ее «подтолкнуть», это уже будет не Рози, верно?

Уставившись невидящим взглядом на роскошный водопад и тропическое небо за окном, Паук спрашивал себя, когда к нему постучится Толстый Чарли. Что-то случилось сегодня утром в греческом ресторанчике, и чутье подсказывало, что брат знает об этом больше, чем говорит.

Некоторое время спустя ему наскучило ждать, и он лениво вернулся в квартиру Толстого Чарли. Там царил полный хаос, словно бы ее перевернула вверх дном группа профессионалов. Паук решил, что Толстый Чарли, по всей вероятности, сам разгромил свою квартиру, лишь бы показать, как он расстроен, что Паук одолел его в драке.

Он выглянул в окно. Возле дома стояла патрульная машина, а рядом черный полицейский фургон. Не успел он отойти от окна, как они уехали.

Паук приготовил себе тост, намазал его маслом и съел. Потом прошелся по комнатам, проверяя, задернуты ли повсюду занавески.

Внизу позвонили. Задернув последнюю гардину, Паук спустился вниз.

На пороге стояла Рози. Она все еще казалась ошеломленной. Паук лишь молча уставился на нее.

— Ну? Ты пригласишь меня войти?

— Конечно. Входи, пожалуйста.

Рози направилась вверх по лестнице.

— Что тут стряслось? Землетрясение?

— Да. Кажется.

— Почему ты сидишь в потемках? — Она направилась к окну.

— Не надо!!! Пусть будут задернуты!

— Чего ты боишься? — спросила Рози.

Паук глянул на окно.

— Птиц, — ответил он, помолчав.

— Но птицы наши друзья, — возразила Рози тоном, каким обращаются к маленькому ребенку.

— Птицы, — возразил Паук, — это последние из динозавров. Крошечные скоростные хищники на крыльях. Пожирают беззащитных букашек, а еще орехи и рыбу… и… и… других птиц. Ранние пташки ловят червячков, которые только-только вылезли. Ты когда-нибудь видела, как питаются куры? Да, конечно, выглядят они безобидными, но знаешь, какие они злобные?