Американские боги
Шрифт:
На нем был все тот же светлый костюм, как и в день, когда его убили. Правая сторона его лица была нетронута, в полном порядке, и даже без единого пятнышка крови. А вот левая представляла собой кровавое месиво, а левое плечо и левый борт пиджака — в россыпи темных пятен. Руки у него лежали по швам. На оставшейся половине лица выражение застыло далеко не самое умиротворенное: он явно был обижен — по-настоящему, до глубины души, исполнен гнева, ненависти и ярости на грани бешенства. Но на каком-то другом уровне восприятия вид у него, тем не менее, был самодовольный.
Тень представил себе, как умелые руки мистера Шакеля разглаживают эту ненависть, изгоняют боль, заново воссоздают лицо Среды при помощи воска и специального
Впрочем, тело его после смерти ничуть не казалось меньше прежнего. И от него по-прежнему исходил едва уловимый запах «Джек Дэниэлс».
С равнины налетел ветер: Тень слышал, как он завывает вокруг заброшенного мотеля, расположенного в воображаемом центре Америки. Свечки на подоконнике перемигивались и дрожали.
В коридоре послышались шаги. Кто-то постучал, сказал: «Прошу поскорее, время», [119] и в комнату, опустив головы, начали заходить участники церемонии.
Первым вошел Градд, за ним — Медиа, мистер Нанси и Чернобог. Последним плелся жирный молодой человек: на лице у него были свежие кровоподтеки, а губы беспрестанно шевелились, будто он все время нашептывал про себя какой-то текст. Впрочем, делал он это совершенно беззвучно. Тень поймал себя на том, что ему жаль паршивца.
119
Фразой «Hurry up, please, it’s time!» в британских пабах было принято выгонять клиентов из заведения, когда хозяину хотелось спать (притом, что наливать переставали с 11 вечера). Т. С. Элиот в поэме «Бесплодная земля», в части под названием «Игра в шахматы», использует эту фразу как рефрен, который подчеркивает бренность человеческой жизни перед лицом неизбежной смерти. Употребление ее в данном контексте представляет собой довольно циничную шутку.
Не говоря ни слова, вошедшие окружили тело со всех сторон — так что между каждым из стоявших расстояние было примерно одинаковое, как раз руку протянуть. Атмосфера в комнате была благоговейная — глубоко и искренне благоговейная, прежде Тень и не подозревал, что такое вообще возможно. Не было слышно ни звука, кроме завывания ветра за окном и потрескивания свечей.
— Мы собрались все вместе в этом безбожном месте, — начал Локи, — чтобы передать тело этого индивида тем, кто погребет его подобающим образом, в полном соответствии с обычаями. Если кто хочет что-то сказать, пусть скажет сейчас.
— Я пас, — сказал Градд. — Я с этим парнем так по-настоящему и не успел познакомиться. Да и вообще у меня от всей этой церемонии мурашки по коже.
Жирный молодой человек вдруг начал хихикать, по-женски взвизгивая. Потом сказал:
— Ну хорошо, хорошо. Я вспомнил.
А потом, на одной и той же заунывной ноте, начал декламировать:
Спираль все шире, кольцами кружа, Сокол соколятника не слышит; Все рушится, и центр не удержал… [120]120
Жирный молодой человек демонстрирует начитанность: он цитирует начальные строки написанного в 1919-м и опубликованного год спустя стихотворения У. Б. Йейтса «Второе пришествие», в котором Йейтс предсказывает апокалиптическую будущность только что пережившего Великую войну европейского человечества. С точки зрения Йейтса, история представляет собой вращающуюся фигуру из двух вставленных друг в друга конических спиралей (вершина одной лежит на самом широком сечении
Тут он осекся и сморщил лоб. И сказал:
— Твою мать. Я же всегда его помнил до последней строчки, — после чего принялся тереть виски, скорчил рожицу и затих.
И тут все посмотрели на Тень. Ветер окончательно сошел с ума. Тень сказал:
— Все это очень печально. Половина из здесь присутствующих либо непосредственно участвовала в его убийстве, либо так или иначе имела к нему отношение. Теперь вы выдаете нам его тело. Ладно. Он, конечно, был тот еще кадр, но я пил его мед и я по-прежнему на него работаю. Вот и все, что я хотел сказать.
Медиа сказала:
— В этом мире, в котором каждый день умирают люди, я думаю, самое главное — это помнить, что на каждый горестный момент, когда человек покидает сей мир, приходится момент радостный, когда на свет появляется еще одно человеческое дитя. Его первый крик, это — ну, разве это не чистой воды волшебство? Может быть, я покажусь слишком резкой в суждениях, но мне кажется, что печаль и радость — это как молоко и печенюшки. Вот так же и они — непредставимы друг без друга. Мне кажется, нам всем имеет смысл остановиться и немного над этим подумать.
После чего прокашлялся мистер Нанси:
— Итак. Я должен это сказать, потому что кроме меня никто здесь этого не скажет. Мы в самом центре здешних мест: этой страны, у которой нет на богов времени, а уж здесь, в центре, ей нет до нас дела в еще большей мере, чем где бы то ни было. Это ничейная земля, место перемирия, и здесь мы перемирие соблюдать вынуждены. У нас нет другого выбора. Итак. Тело нашего друга вы нам выдали. Мы его приняли. И вы заплатите за это, смерть за смерть, кровь за кровь.
Градд сказал:
— Как вам будет угодно. Вы сэкономите кучу времени и сил, если каждый из вас отправится домой и пустит себе пулю в лоб. Избавитесь от лишних посредников.
— Да в рот я тебя ебал, — сказал Чернобог. — И тебя самого, и твою мамашу, и ту ебаную кобылу, на чьей пизде ты сюда вперся. Ты даже и в битве-то не умрешь. Ни один воин не захочет попробовать на вкус твою кровь. Никто из живущих жизни твоей не захочет. Ты сдохнешь смертишкой хилой и хлипкой. Ты сдохнешь с поцелуем на губах и ложью в сердце.
— Потише ты, старик! — сказал Градд.
— И накатил прибой кроваво-пенный, [121] — сказал вдруг жирный молодой человек. — Кажется, эта строчка следующая.
Ветер бесновался за окном.
— Ну ладно, — сказал Локи. — Он ваш. Мы свое дело сделали. Забирайте этого старого козла.
Он пошевелил пальцами, и Градд, Медиа и жирный парень тут же двинулись к выходу. Проходя мимо Тени, он улыбнулся:
— Никого не называй счастливым, а, малыш? — сказал он. И вышел вслед за прочими.
121
Память все-таки подводит жирного молодого человека. Он цитирует не четвертую строку «Второго пришествия», а пятую, да и ту перевирает. Четвертая в оригинале выглядит следующим образом: «Mere anarchy is loosed upon the world».