Шрифт:
Франческо Бруно перекрестился, быстро пробормотал молитву и уставился взглядом в металлическую тарелку, которая стояла перед ним на столе, сколоченном из необструганных досок. Голод донимал его, он не ел уже двенадцать часов, а не то он бы и не смог смотреть ни на меленькие, с черными точками фасолины, ни на квелую тушеную капусту. Поел он быстро, помня о темных фигурах, молчаливо наблюдавших за ним. Записать пришлось водой.
– Покажи ему бумагу, – сказал один из мужчин, возможно, в сотый раз за три дня.
Бруно достал из бумажника сложенный, в пятнах листок.
Мужчина, который читал бумагу, вернулся к столу.
– Что у тебя с собой? – спросил он.
Бруно отрыл брезентовый вещмешок, с выцветшими буквами США на боку, начал выкладывать содержимое на стол. Вещмешок ему дали вместо чемодана, с которым он уезжал из города. Телевизионная камера размером с ладонь, записывающее устройство, упаковка батареек, запасные кассеты с пленкой, смена нижнего белья, туалетные принадлежности. Мужчина пощупал все, указал на камеру.
– Это оружие?
Бруно не стал говорить о том, что с начала своего путешествия уже множество раз повторял одно и то же. Взял камеру, объяснил, как она работает, провел короткую съемку. Прокрутил пленку назад и мужчины наклонились ближе, чтобы взглянуть на крошечный монитор.
– Эй бабуля, ты в телевизоре. Ты будешь большой звездой, слышишь?
Пленку пришлось прокрутить еще раз, для старухи, которая довольно посмеивалась, возвращаясь к плите. Просмотр пленки снял напряжение, мужчина, задававший вопросы, расслабился, плюхнулся на стул. Здоровенный, чернокожий, в заштопанной, грязной армейской форме. На плече висел автомат, на груди – рожки с патронами.
– Можешь звать меня Чоппер. Ты откуда?
– Из Европы. Консорциум печатных изданий… – он замолчал. Черт, надо же попроще. – Я из Италии, с дальнего Юга. Работаю в газете. Пишу для газеты статьи. У нас много газет, много телевизионных станций. Нам дали знать, что мы можем прислать сюда одного человека. Все собрались, чтобы выбрать одного человека. Выбрали меня…
– Какой=то странный у тебя выговор.
– Я же сказал, я из Италии.
– Скажи что=нибудь на итальянском.
– Buon giorno, signore. Voglio andare al[1]…
– Может говорить, это точно, – уверенно заявил кто=то из заинтересованных слушателей.
Чоппер одобрительно кивнул, словно демонстрация знания иностранного языка имела решающее значение.
– Ты готов? Нам предстоит небольшая прогулка.
– Как скажешь, – Бруно торопливо забросил все в мешок, предварительно завернув вещи в пластик. Пешие прогулки не удивляли. Ему уже пришлось и походить, и поездить на спине мула, в телеге, на грузовике. Обычно с повязкой на глазах.
Они пересекли крошечный дворик. Тощие, грязные курицы бросились врассыпную. Как обычно, после полудня небо потемнело, начал накрапывать мелкий
Чоппер указывал путь. Пройдя лишь несколько шагов по разбитой, но все же дороге, он свернул в сосны. Бруно думал только о том, как бы не отстать от своего, похоже, не знающего усталости проводника, и лишь мельком замечал, что туман сгущается и черные стволы деревьев одно за другим пропадают в серой мгле. Два часа они шагали без перерыва, прежде чем вышли к заросшему стерней полю. Впереди крикнула птица. Чоппер схватил Бруно за плечи, повалил на землю. Потом рупором сложил ладони и откликнулся тем же криком. Они лежали, пока из дождя и тумана не материализовались двое мужчин, с М-16 наперевес.
– Мы здесь, – позвал Чоппер.
Двое часовых пристроились сзади и они двинулись по краю поля к проволочной изгороди, густо заросшей сорняками и вьюном. Там лежал мужчина в тяжелых армейских ботинках и потемневшем от дождя резиновом плаще и стальной каске. Он вглядывался в щель, проделанную в сорняках. Повернулся, сел. На каске заблестел круг из семи золотых звезд.
У верховного главнокомандующего армии Соединенных Штатов их было шесть.
– Как я понимаю, вы получили мое письмо, – в голосе мужчины не слышалось вопросительных интонаций.
– Оно у меня, – Бруно полез в карман. – Так, значит, его написали вы? Мау Мау…
Пока Мау Мау разглядывал письмо, Бруно изучал автора. Широкое лицо, темные глаза, кожа цвета капуччино, невыразительный рот под черными вислыми усами. Прочитав письмо, Мау Мау разорвал его пополам, половинки сунул в карман брюк.
– Ты прошел долгий путь… и тебе потребовалось много времени.
Бруно кивнул.
– Задача была не из легких. Иммиграционная служба лютует, пришлось подготовить немало бумаг. И найти убедительную причину, которая позволила мне достаточно далеко проникнуть на Юг и встретиться с вашим представителем.
Мау Мау оглядел его с головы до ног.
– Для белого человека ты слишком темен.
– Для черного человека вы слишком светлы, – ответил Бруно, но, не заметив на лице собеседника и тени улыбки, торопливо добавил. – На средиземноморском побережье, откуда я родом, люди более смуглые. Кто знает, возможно, поэтому меня и выбрали для…
Мау Мау улыбнулся, и на мгновение суровость и мрачность исчезли с его лица.
– Готов спорить, ты с Сицилии. Это совсем рядом с Африкой. Может, и в тебе есть капля черной…
Он замолчал, увидев, что вдоль изгороди, согнувшись, бежит молодой негр в рубашке и комбинезоне. Он нес новенький и, похоже, последней модели, армейский полевой телефон. Черный провод тянулся следом. Мау Мау схватил трубку. Поднес к уху.
– Приближается грузовик, – сообщил он. – В сотне ярдов за ним следует джип.
Все побежали, Бруно – следом.
– Эй! – крикнул он. – Могу я вести съемку.
Мау Мау так резко остановился, что Бруно едва не налетел на него. Негр почти на голову возвышался над репортером.