Американский Шерлок Холмс
Шрифт:
— Я возьму другой конец, — отрезала Тарита, спускаясь вслед за Ником к воде.
— Эта работенка для меня, — ответил Ник. — Я переплыву реку.
Девушка встала перед ним, загородив дорогу, и быстрым кошачьим движением выхватила конец веревки у него из рук. Остановившись, чтобы подоткнуть повыше саронг, сделав из него тем самым что-то вроде плотных трусиков, она припустилась к реке. Она снова игнорировала его. Глаза Ника сузились: он вспомнил ее снисходительный тон, которым она говорила о ружьях, ее демонстративный уход в джунгли, несмотря на его зов, раздраженный взгляд, обращенный на него, когда он попытался отговорить ее от преследования тапира. А
Он стоял, небрежно сворачивая веревку и наблюдая, как она бежит обратно с разъяренным, искаженным от злости лицом, побелевшими губами.
— Отдай мне веревку, — потребовала она, обдавая его пылающим взглядом.
— Черта с два, — ответил Ник, ласково улыбаясь ей в лицо.
— Значит, ты настаиваешь на своем, — заключила девушка. — Я дала слово сопровождать тебя. Поэтому поплыву я.
— Ты останешься здесь, — отчеканил Ник холодно. — И я не нуждаюсь в твоих услугах. Ты поступаешь так, чтобы просто настоять на своем, ведь я не слушаюсь твоих советов. Ты — не проводник, а просто самодовольная, капризная европейская школярка.
Ник смотрел прямо в ее горящие от бешенства глаза.
— А ты — просто полный идиот, — парировала она. — Я сказала, что ты не сможешь этого сделать, и теперь ты из кожи лезешь, готов на самоубийство, лишь бы доказать, что я не права, только потому что задето твое мужское «я».
— Мое мужское «я» вовсе не задето, золотко, — произнес Ник. — Но ты точно сваляешь дурака, если не выбросишь свою идею и головы.
Краем глаза он увидел Атуту, наблюдающего за ними широко раскрытыми глазами: он не мог понять слов, но тем не менее, видимо, догадывался о том, что происходит. Тарита снова выхватила конец веревки, повернулась к Нику спиной и быстрыми шагами пошла к реке, крикнув что-то Атуту. Тот сразу поспешил к тапиру, затем заколебался, остановился и глянул на Ника, который, нагнав, прижал девушку к самому краю воды.
— Хорошо, ты продукт двух миров, — произнес он. — И ты вобрала в себя порочное упрямство их обоих.
Он схватил ее, рывком притянул к себе, чтобы удар не причинил вреда этим прелестным белым зубкам. Удар пришелся по ее подбородку и она мгновенно сжалась. Нику удалось поймать девушку, когда она уже согнулась, готовая упасть, и бережно положил ее на землю. Глаза Атуту выразили одобрение, Ник подошел к нему, и они вместе стащили тяжелую тушу к реке, бросили ее в воду, отталкивая как можно дальше от берега.
Ник снял свой сафари-жилет и брюки, положил «Люгер» поверх одежды и встал у воды, наблюдая, как течение подхватывает тяжелую тушу и, медленно переворачивая, несет вниз по реке. Ник обвязал конец веревки вокруг пояса, а Атуту встал позади него, чтобы травить веревку. Пока они смотрели на реку, вода вокруг тапира внезапно закипела и забурлила: пираньи начали «пристреливаться» к туше.
Ник с разбегу нырнул как можно дальше от берега в реку, не погружаясь глубоко, и сразу стал сильно грести, разрезая телом, как ножом, теплую воду. Он бросил взгляд назад на тушу, которая неистово сотрясалась от вгрызающихся в нее тысяч терзающих челюстей. Неожиданно оказалось, что берег уже далеко. По мере того, как он отплывал все дальше и дальше, его затягивало сильное глубинное течение, стаскивающее вниз по реке к осатаневшим пираньям.
Ник услышал пронзительный крик Атуту.
— Большой парень, иди! — вопил человечек. — Большой парень, иди!
Ник понял, что означает этот крик, и снова оглянулся на тапира. Пираньи безумствовали: набрасываясь и разрывая тушу, они вертели и переворачивали ее в воде, стараясь достать верхнюю мясистую часть. Теперь от большой части животного оставался только свежеобглоданный белый скелет. Пираньи быстро заканчивали свое пиршество. Скоро у них по случаю может быть и десерт. Ник почувствовал, как мышцы ноги начинает сводить судорога, и вытянулся, пытаясь избежать ее; иначе — неминуемая смерть. Будь это соревнования по плаванию, то рекорд был бы ему обеспечен.
Три четверти пути остались уже позади, и течение заметно ослабло. Ощущение было такое, словно якорь, привязанный к его ногам, неожиданно исчез, и это освобождение придало ему новые силы. Ник понял, что этот импульс ему очень пригодится, когда, оглянувшись в очередной раз, увидел только воду и идущий ко дну обглоданный начисто остов животного. А тысячи зубастых тварей уже шныряли в воде неподалеку, привлеченные каким-то посторонним существом в их родных водах.
Он не мог видеть, но инстинктивно почувствовал движение воды у себя за спиной, неожиданное бурление и неистовство, вызванное полчищами рвущихся вперед, спешащих пираний. Вдруг ноги Ника коснулись дна, и он побежал, спотыкаясь, к берегу. Острый, почти безболезненный щипок пришелся по икре ноги, и Ник прыгнул вперед, поджав под себя ноги и выкатываясь в таком положении на берег.
Позади него осталась вода, потемневшая от черных скользких теней.
…Ник лежал на берегу, тяжело дыша, и чувствовал, как сочится кровь из ноги. Смерть подобралась к нему близко — так близко, что только удача, а не его расчеты, спасла его. Когда дыхание восстановилось, он откинулся назад и вытащил из воды веревку. На противоположном берегу Атуту уже обвязал свой конец веревки вокруг толстого дерева и теперь стоял, радостно приплясывая у воды. К нему присоединилась Тарита и, найдя на том берегу Ника, смотрела, как тот медленно поднимается на ноги. Ник затянул веревку вокруг ствола] добротным двойным узлом и махнул Атуту, дав знак перебираться.
Очевидно, Тарита попросила индейца идти первым, тот обхватил веревку обеими руками, поднял ноги и тоже перекинул их и начал толчками продвигаться вперед. На нем были сафари-жакет, оба лука через плечо и брюки Ника в зубах. На середине реки веревка опасно провисла, почти коснувшись поверхности воды, но все же удержалась. Когда Атуту благополучно спрыгнул перед Ником на берег, Номер 3 радостно сжал его узенькое плечико. Тарита уже карабкалась по веревке. Когда она очутилась перед Ником, он увидел темную ярость в ее глазах.
— Ну что, угадала, — широко ухмыльнулся он ей. — Я сделал это. Или ты ничего не видела?
Она налетела на него с кулаками, пытаясь выместить все свое бешенство, вложив его в удар. Ник легко уклонился, поймав ее за запястье. Она дрожала от злости, и ему захотелось успокоить ее, прижав к себе и погладив ладонями ее прелестные холмики. Если бы не присутствие Атуту, он непременно так бы и поступил. Но вместо этого он крепко держал ее за запястье.
— Спокойно, успокойся, — сказал Ник девушке, ухмыльнувшись про себя, когда вспомнил, что в ней два человека. И действительно, ярости в ней хватало на двоих.